В тот момент и начались преступления Дэвида, хотя мои, к сожалению, не закончились.
Вместо того чтобы обсудить все с остальными членами группы наблюдения или доложить начальству в ЦРУ, как он должен – и даже обязан – был сделать, Дэвид сразу пошел к сенатору. Как он и предполагал, сенатор был так благодарен за наводку, что взял Дэвида под свое крыло. Принял в свои ряды, что для такого человека, как Дэвид, было единственным способом перепрыгнуть несколько клеток на шахматной доске – или ступеней карьерной лестницы, как вам угодно.
После этого дядюшка Хэл стал задумываться о том, что я его уязвимое место, возможный корень будущих проблем, и в годы, последовавшие за той судьбоносной поездкой в Вашингтон, по мере того как Дэвид все больше вовлекался в дела Хэла, делая за него грязную работенку, решение пришло само собой. Хэл мог одним выстрелом убить двух зайцев, а то и больше: очевидно, что Дэвид надеялся на какую-то выгоду от их сотрудничества, какое-никакое продвижение по службе, а я сидела и портилась на солнце. Так почему бы нас не свести?
Они знали, что это будет просто; еще бы, если верить отчетам, с которыми Дэвид приходил к Хэлу, я спала с мужчинами, едва с ними познакомившись, а Дэвид хоть и понимал, что я собой представляю, но все же видел во мне что-то притягательное. Не мог точно понять, что именно, сказал он, сидя со мной в гостиной, но поймал себя на мысли, что хочет мне помочь.
Как будто я должна быть благодарна за это.
Но знаете что? Я действительно испытывала благодарность.
И конечно же, Дэвид получал свою выгоду – деньги, но еще возможность пользоваться связями Хэла. Родство с влиятельнейшими фигурами партии. Как сказал Хэл на нашей свадьбе, за пять лет, если не меньше, они могли состряпать из него конгрессмена.
Дэвиду все это было ненавистно – скажу я в его оправдание. Ему не нравилось вести грязную игру. Но он с рождения вытянул плохую карту, а остальные игроки все равно жульничали, так что он решил – мол, ладно, я на это пойду.
Насколько я понимаю, кузина Марша не знала, что делает, когда устраивала нам свидание. По удивительному стечению обстоятельств ее муж действительно учился с Дэвидом. По крайней мере, так сказал Дэвид, – наверное, пытался смягчить удар, оставить мне хоть парочку родственников, которые не считали бы меня испорченной и каким-то изощренным образом не предали бы меня.
Итак, дядя Хэл вручил нам те деньги на свадьбе не потому, что хотел, чтобы мы приятно провели время в Италии. Это был не просто щедрый подарок молодой паре. Это была плата за услугу. Дэвида взяли на работу в римское посольство не случайно. Хэл подергал за ниточки, как только узнал, что среди наиболее вероятных кандидатов на должность посла числится Волк.
Хэл играет в шахматы, помните? Продумывает все на несколько шагов вперед.
В своем рассказе Дэвид не упомянул, но я быстро догадалась, что у него были основания предохраняться при каждой нашей интимной близости – после всего увиденного он наверняка считал меня грязной.
Думаю, какое-то время Дэвид искренне наслаждался тем, что поступил правильно и великодушно, попытавшись меня спасти, и верил, что мне нужна была лишь твердая рука. Наверное, так все и выглядело, когда после первых провальных недель в Риме я стала делать все по-другому – с месячным содержанием, таблетками для бодрости, скромным офисным гардеробом и преданностью делу.
Фотография со мной и послом разбила эти надежды, однако все равно обернулась потрясающей возможностью для Дэвида и Хэла, шансом поймать Волка за руку.
Я не много знаю о кораблях, но морской офицер, с которым я как-то познакомилась в баре, рассказал мне, что, если судно дало течь в одном месте, оно накренится и, скорее всего, пойдет ко дну. Но если добавить воды на другую половину, оно выровняется.
Конечно, метод не сработает, если лить столько, что тебя накроет с головой, но как временная мера сгодится.
Я хочу сказать, что как будто уже не испытывала потрясения, удивления и ужаса. Я была перегружена, но по крайней мере вода распределялась довольно равномерно, так что на протяжении всего рассказа Дэвида я чувствовала себя спокойно, пока все новые и новые разоблачения доплывали до моего сознания, пытаясь потопить меня.
Так что, когда все карты были выложены на стол, мы всего несколько секунд просидели в тишине, а потом я переключила внимание на другую вещицу на столе – а если точнее, на штуковину.
– А это законно? – спросила я, когда мне стали понятны мотивы Дэвида. – Записывать Волка без его ведома?
Это было лишь предположение, попытка наконец высвободиться из положения, в котором я обязана была что-то для кого-то делать.
– Ах, наша Тедди вдруг стала разбираться в законах? – сказал Дэвид со злобной усмешкой. – Хватит задавать вопросы. Я бросаю тебе спасательный круг. Бери его.
Порой лучше добровольно пойти ко дну, подумала я, но даже тогда не смогла ослабить хватку.
– Ладно, – ответила я. – Я согласна.
Сумка от Paco Rabanne, за покупку которой мне было так стыдно, вдруг стала моим спасением – Дэвид спросил, есть ли у меня сумка, в которую поместится записывающее устройство, ведь мне предстояло взять его с собой на завтрашнюю вечеринку и остаться с Волком наедине, а до приобретения этой сумки в моем гардеробе не было ничего вечернего, что подходило бы по размеру.
Так что я, можно сказать, сделала ему одолжение, когда купила ее.
Но когда я ее принесла, Дэвид воскликнул:
– Господи, Тедди, ты не могла выбрать еще более звенящую сумку? С тем же успехом можно вести запись из прачечной!
Но остальные мои вместительные сумки подходили лишь для дневных выходов, и когда я указала на это Дэвиду, он раздраженно заявил, что это не имеет значения, но я-то знала, что имеет, ведь все почувствуют неладное, если я приду с соломенной сумочкой через плечо на вечеринку в честь своего дня рождения, дресс-код black tie, на которой могут появиться Чарльз Бронсон, Телли Савалас и неизвестно кто еще.
С этим Дэвид поспорить не мог, поэтому все-таки помог мне уложить коробочку с проводами на дно сумки и спрятать под остальными вещами, которые мне необходимо было взять с собой: компактную пудру, помаду и салфетки. Он показал мне, как вставлять маленькие кассеты, на которых в идеале уже скоро будет записано признание Волка. Показал, как вывести наружу проводок с микрофоном, чтобы записать все звуки, – это важно, сказал он, потому что иначе позвякивание сумки заглушит всю запись.
Я не знала, что делать с платьем, – хотела подыскать что-нибудь за выходные, когда еще готовилась к обычной вечеринке и не планировала стать жертвой шантажа одного итальянского фотографа, или нет, еще раньше, до того как потратила все деньги на красное платье от Valentino, ведь после этого у меня все равно ничего не осталось.
Надо признать, у меня начались проблемы с восприятием времени. Я постоянно забывала, что до дня рождения остается несколько часов.
В тот же вечер Дэвид велел позвонить Волку на работу, сказать: «Готово» – и поднести микрофон к трубке, чтобы записать его ответ. Дэвид надеялся, что он чем-нибудь выдаст себя, но хитрый старый Волк ответил лишь:
– Умница, Тедди. Найди меня завтра, сразу как придешь на вечеринку.
– И принести с собой пленку? – попыталась я. – А деньги уже перечислены на счет?
Волк лишь рассмеялся и сказал:
– Увидимся завтра, Тедди, – и повесил трубку.
Никто из нас не знал, чем заняться после, находясь вдвоем в одной квартире, поэтому мы решили лечь спать.
– Как думаешь, она узнает о фотографии? – спросила я Дэвида, пока сидела за туалетным столиком и наносила все свои сыворотки и кремы.
Он знал, о ком я говорю.
– Не думай о фотографии, Тедди, – сказал он, поймав мой взгляд в зеркале. – Я обо всем позабочусь. Я позабочусь о тебе.
И тут его взгляд скользнул вниз и влево.
– Ты лжешь, –
