Дверь охранял Бруно, человек, чья шея была такой же широкой, как его интеллектуальный кругозор, а лицо напоминало сваренное всмятку яйцо, на котором кто-то неумело нарисовал черты лица углем. Увидев Лаки, он нахмурился, и его лицо стало напоминать тот же яичный белок, но смятый в кулаке.

– Кэш, – проворчал Бруно, переставляя свои массивные ноги, похожие на бетонные тумбы. – Слышал, ты на мели. Проходи, но не заводи своих странных споров. В прошлый раз ты полчаса доказывал Шептуну, что тень от его стула имеет больше права на этот стул, чем он сам.

– И он в итоге уступил! – бодро напомнил Лаки, протискиваясь мимо него в узкий проход, пахнущий дешевым одеколоном и старым потом. – Что лишь доказало правоту моего утверждения. Прекрасная, содержательная была дискуссия. Настоящий философский диспут.

Внутри клуб был таким же, как и большинство подпольных игорных домов Глиммер-Сити: приглушенный свет, от которого глазам было больно, густой сизый табачный дым, клубящийся под низким потолком, шелест пересчитываемых купюр, похожий на шепот сухих листьев, и тихий, гипнотический звон фишек, складывающихся в стопки. Но здесь был и свой уникальный, ни на что не похожий шарм – воздух звенел от невысказанных желаний и затаенных страхов, как натянутая струна перед тем, как лопнуть. Лаки почувствовал это своей кожей, легкое, знакомое покалывание, как от статического электричества перед грозой. Он поправил желтые очки, которые делали эту удушливую атмосферу чуть более терпимой, и направился к стойке, где восседал сам владелец заведения – Толстяк Ларри.

Ларри был человеком-горой, и гора эта явно состояла из нескольких геологических слоев хорошей жизни, обильной пищи и одного-двух периодов абсолютной, безмятежной беззаботности. Он полировал хрустальный бокал с тем же отсутствующим видом, что и Стамп, но с одним ключевым отличием – его бокал уже был идеально чистым, и это движение было не необходимостью, а ритуалом, демонстрацией власти над чистотой в этом грязном мире.

– Ларри, старина! – Лаки улыбнулся во всю ширь, занимая место напротив на единственном свободном табурете, который жалобно скрипнул под его весом. – Как поживает некоронованный король подполья? Не сломал еще банк какому-нибудь несчастному миллиардеру, пришедшему сюда в поисках острых ощущений?

Ларри медленно, как мамонт, поднял на него взгляд. Его глаза были маленькими и пронзительными, как булавки, воткнутые в тесто, и казалось, они видели не людей, а ходячие кошельки с ногами.

– Кэш. Пришел проиграть последние штаны? Слышал, ты на подхвате у какой-то богатой девицы с Верхнего Города. Нашел себе тепленькое местечко.

– Ах, сплетни, – вздохнул Лаки, делая знак бармену – тощему, как жердь, мужчине с лицом, не выражавшим ровным счетом ничего. – Виски. Самый дешевый, из той бочки, что стоит в углу и на которую даже мухи не садятся. Я сегодня не как игрок, а как историк. Собираю материал для своей будущей автобиографии «Как я чуть не стал богатым, или История одного проигрыша». Нужна одна маленькая деталь для главы про местный колорит.

Он достал из бархатного мешочка короля треф и положил его на стойку, но не перевернул, так что была видна только рубашка с той самой крошечной, но зловещей буквой «W».

– Узнаешь почерк?

Ларри наклонился, его несколько подбородков сложились в замысловатую гармошку из жира и кожи. Он посмотрел на карту долгим, тяжелым взглядом, потом перевел его на Лаки. В его маленьких глазах что-то промелькнуло – не беспокойство, нет, скорее раздражение, как у человека, которого отвлекли от важного дела.

– Откуда у тебя эта карта?

– А, значит, узнал! – обрадовался Лаки, потирая руки. – Значит, моя интуиция, как обычно, на высоте. Она, можно сказать, моя самая надежная деловая партнерша. Мы с ней давно в доле. Рассказывай, Ларри. Кто ее хозяин? И, что более важно, с кем он имел неосторожность играть в тот вечер, когда решил, что Фортуна – это его личная служанка?

Ларри отхлебнул из своего бокала что-то мутно-зеленое, пахнущее лакрицей и формалином. Его лицо скривилось, но не от вкуса, а от необходимости вспоминать.

– Странный тип. Умник. С взъерошенными волосами, похожими на гнездо испуганной птицы. Пару раз приходил. Не играл. Сидел вон в том углу, – Ларри мотнул головой в сторону самого темного угла зала, где тени лежали особенно густо, – пил вишневую газировку и смотрел. Говорил, что «изучает поток». Какой поток, спрашиваю? Денежный? Фишки так и текут от дураков к умным. А он: «Поток вероятности, милейший. Я вижу, как она струится между вашими пальцами, как переливается в свете ламп, как оседает на плечах проигравших». – Ларри фыркнул, и от его дыхания запахло мятным леденцом. – Странный. Но тихий. Не мешал.

– И с кем он сидел в свой последний визит? – настаивал Лаки, понизив голос. – Тот, с кем он ушел. Не припоминаешь?

Ларри нахмурился, и его лицо стало напоминать задумчивый, гигантский пудинг. Он потер лоб ладонью.

– Вот тут загвоздка. Я человека этого видел, обслуживал его лично… наливал ему… а вот что я ему наливал, черт побери, не помню. И лица… не помню. И голоса не помню. Одежда вроде бы была, темная, длинная… но лицо… как пустое место. Пятно. Только ощущение холода, когда мимо проходил. Как будто форточку зимой на полную мощность открыли. До сих пор мурашки по спине.

– Очаровательно, – сказал Лаки, задумчиво вертя в пальцах свой стакан с мутной жидкостью. – Значит, мой клиент играл с человеком, который является, по сути, ходячим сквозняком. Персонифицированной дырой в отоплении. Это добавляет делу пикантности. И, надо сказать, холода. Большое спасибо, Ларри. Ты несказанно помог. Возможно, ты даже спас город от эпидемии пневмонии.

Он уже хотел развернуться и уйти, унося с собой ледяной ком в груди, но Ларри остановил его, положив на его руку свою ладонь, тяжелую и влажную, как свежевыловленная рыба.

– Постой, Кэш. Этот твой умник… он в тот вечер не просто сидел и пялился. Он оставил эту карту. На столе. После того как ушел со своим… безымянным компаньоном. Сказал, что это «залог для следующей игры». Больше он не возвращался.

Лаки снова посмотрел на короля треф, лежавшего в бархатном мешочке. Теперь эта простая карта казалась ему тяжелой, как свинцовая плита, и холодной, как ледник.

– Залог, говоришь? – он медленно, почти нехотя, убрал мешочек обратно во внутренний карман. – Похоже, следующая игра уже началась. И я, кажется, только что получил приглашение. В виде вот этого кусочка картона с трещиной.

Он допил свое виски, агонию которого не смягчил даже лед,