– Он только что проиграл воспоминание о том, как в детстве нашел щенка, – безразличным, констатирующим тоном прокомментировал Шептун. – Кирпичи под столом вздохнули. Им было жаль щенка. Теперь он для этого человека просто слово. Пустое место.

Лаки почувствовал, как в его желудке зашевелилось что-то холодное и склизкое. Это было не просто мошенничество. Это было нечто более глубокое, более мерзкое. Это было осквернение самой сути человека.

– И никто не пытается его остановить? – спросил он, и его голос прозвучал хрипло.

– А зачем? – Шептун снова уставился в свой планшет, его пальцы замерли. – Каждый сам решает, что для него ценнее – счастливое прошлое или призрачный шанс на удачу в будущем. Это их ставка. Их выбор. Плитки тротуара на Аллее Потерь говорят, что большинство выбирает будущее. Глупцы.

Лаки наблюдал, как молодой человек, теперь уже окончательно опустошенный, бредет к выходу, пошатываясь, как пьяный, хотя он не пил ничего, кроме собственных утраченных чувств. Он понимал, что такие места, как «Фаталитет», были лишь симптомом. Если где-то в городе существовала сущность, играющая с самой вероятностью, то такие мелкие паразиты, как этот старик, были лишь ее бледным отражением в грязной луже, порождением той же тьмы, только в меньшем, более приземленном масштабе.

– Спасибо, Шептун, – сказал Лаки, вставая. Его ноги были ватными. – Ты, как всегда, был… информативен. Что я тебе должен на этот раз?

Шептун наклонился ближе, и от него пахнуло запахом подвала и мокрой штукатурки.

– Фонарь на Перекрестке Потерянных Ключей. Он сегодня утром назвал меня «блеклым». Докажи ему, что я все еще имею значение. Что мои шепоты все еще могут менять… кое-что.

Лаки ухмыльнулся. Это была его любимая, самая честная валюта. Абсурдная, но чистая.

– Считай, что дело сделано. Он еще не знает, но уже пожалеет о своих словах.

Он вышел из «Фаталитета», неся в голове образ той серебристой нити памяти, погасшей в руках старика. Город был болен. И болезнь эта начиналась с малого – с готовности людей ставить на кон самые ценные, самые сокровенные части себя ради призрачного шанса, который, как он подозревал, всегда оказывался пустышкой. А где-то в тени, за всем этим, стояла та самая Тишина, о которой шептал Шептун. Играя в свою, гораздо более крупную и страшную игру, ставкой в которой была, возможно, душа всего Глиммер-Сити. И Лаки Кэш только что получил официальное приглашение. Не в виде карты, а в виде ледяного кома в груди и понимания, что игра уже идет, и он уже делает в ней свои, пока еще неуверенные, ходы.

ГЛАВА 6: Встреча с Шептуном – информатором, который продает секреты, рассказанные ему ветром

Перекресток Потерянных Ключей был таким же, как и сотни других в Нижнем Городе, за исключением одной детали – фонарного столба. Он был старым, чугунным, с матовым, покрытым изнутри грязью стеклом, и обладал дурной, хорошо известной в округе привычкой давать непрошеные характеристики прохожим. Лаки Кэш стоял под ним, чувствуя, как тот мерцает при его приближении – короткая вспышка, затем приглушенный свет, будто фонарь прищурился, разглядывая незваного гостя.

«А, Кэш, – пропищал тонкий, металлический голосок, доносящийся словно из самой сердцевины чугуна. – Идешь проигрывать последние штаны? Слышал, ты снова в игре».

– А, вот и наш местный критик, – отозвался Лаки, засовывая руки в карманы и ощущая под ногами неровности брусчатки. – И не просто в игре, а в самом ее эпицентре. А я здесь, чтобы оспорить твое заявление относительно моего приятеля. Ты назвал его «блеклым». Непорядок. Портишь человеку репутацию.

Фонарь мерцал с возмущением, и Лаки почувствовал легкое, едва уловимое покалывание в пальцах – статический заряд раздражения, исходящий от уличного светильника.

«Он и есть блеклый! Ходит, шепчется с пылью. Никакой харизмы! Никакого стиля! От него пахнет старыми газетами и чужими секретами!»

– А, по-моему, у него больше стиля, чем у тебя, – парировал Лаки, снимая очки и делая вид, что внимательно изучает потускневший чугун. – Он может услышать музыку в шелесте асфальта и прочитать новости в трещинах на стене. А ты что можешь? Менять цвет, когда мимо проходит хорошенькая девушка? Это не стиль, это гормональный всплеск уличного освещения. Примитивно.

«Это эстетический выбор!» – фонарь вспыхнул ярко-розовым в знак протеста, и в этот момент Лаки почувствовал нечто большее, чем просто статическое электричество. От столба повеяло волной теплой, почти живой энергии – капризной, самовлюбленной, но, несомненно, магической. Это было похоже на легкий ветерок, пахнущий пудрой и самодовольством.

– Давай решим это спором, – предложил Лаки, с наслаждением ощущая эту странную вибрацию. Она была совсем не такой, как тяжелая, пустотная аура Тени. Это была энергия чистой, глупой суеты, и в ней была своя притягательность. – Я ставлю на то, что ты не сможешь продержаться минуту, не сказав ничего язвительного. Если проиграешь – извинишься перед Шептуном мысленно. Я знаю, что ты до него докричишься. Вы же, неодушевленные предметы, на своей волне.

«Легко!» – фонарь погас, демонстрируя сосредоточенность, и его магическая аура сжалась, стала плотной и напряженной, словно комок разгневанной ваты.

Лаки достал карманные часы – старые, с крышкой, доставшиеся ему неведомо от кого. Он щелкнул крышкой. Тишина длилась ровно десять секунд. Воздух вокруг столба звенел от сдерживаемого раздражения.

«…Твой галстук криво повязан», – не выдержал фонарь, и его аура с облегчением взорвалась розоватой вспышкой.

– Время! – торжествующее Лаки, щелкая крышкой часов закрыть. – Минута еще не прошла. Ты проиграл. Твое высокомерие снова взяло верх над твоей волей.

Фонарь заморгал желтым, раздраженным светом, и теперь от него исходили короткие, колючие импульсы, похожие на стрекот сороки.

«Ладно, ладно… передам ему, что… что он не настолько блеклый, как кажется. Доволен?»

– Вполне, – ухмыльнулся Лаки, снова ощущая тот самый легкий, суетливый поток энергии. – Всегда рад внести вклад в уличную дипломатию и поставить на место зазнавшееся светило.

Он уже хотел двинуться дальше, когда из подворотни напротив, пахнущей кошачьей мочой и влажным камнем, вышли трое. Они вышли не случайно. Они вышли целенаправленно, перекрыв ему дорогу. Это были не обычные громилы. Их пальцы были длинными и гибкими, словно собранными из проволоки и старых пружин, а глаза отливали тусклым металлическим блеском, как гайки. Гремлины. Мелкие вредители из техногенных подпольев, нанятые для грязной работы. От них пахло озоном, машинным маслом и злым, неразумным упрямством.

– Кэш, – проскрежетал один