из них, почесывая зазубренным суставом кирпичную кладку. Следы оставались на штукатурке. – Слышал, ты суешь нос не в свои дела.
– Мои дела – это и есть чужие дела, – философски заметил Лаки, медленно отступая к холодной, шершавой стене. – Это основа моей бизнес-модели. Чем могу помочь, джентльмены? Не нужен ли вам совет, как правильно точить когти?
– Можешь отдать карту, – сказал второй, щелкая каким-то внутренним механизмом, похожим на кусачки. Звук был сухим и угрожающим. – И забыть дорогу к Вейнам.
– Карта? Какая карта? – Лаки сделал удивленное лицо. – А, вы про ту, что я выиграл у миссис Глимм? Извините, но она сейчас составляет основу моего пенсионного фонда. Не могу просто так ее отдать. Накопительная часть, понимаете ли.
– Тогда мы ее заберем, – просипел третий, и все трое начали сходиться, их металлические суставы издавали тихое, мерзкое поскрипывание.
Лаки оценил обстановку. Трое на одного. Побег через улицу отрезан. Ситуация пахла не просто проигрышем, а болезненным и унизительным проигрышем. Но Лаки Кэш никогда не играл по правилам оппонента. Его взгляд упал на фонарь, который все еще раздраженно мигал желтым.
– Стойте! – вдруг крикнул он, поднимая руку. – Я вызываю на спор!
Гремлины замедлились, озадаченные. Азарт был их второй натурой, вшитой в них на уровне ржавых шестеренок.
– Что? – спросил лидер, его глаза-гайки сузились.
– Я спорю, – сказал Лаки, быстро окидывая взглядом улицу, – что ни один из вас не сможет дотронуться до моей персоны, пока тот фонарь, – он ткнул пальцем в все еще розовато мерцающий столб, – не сменит цвет на зеленый.
Гремлины повернулись к фонарю. Тот, заслышав свое название, вспыхнул от неожиданности и замер в розовом свечении, его аура снова сжалась, на этот раз от любопытства.
– Он сейчас розовый, – констатировал главарь. – Он никогда не бывает зеленым. Он считает это вульгарным.
– Вот и интересно, – улыбнулся Лаки. – Ставка – карта. Ваша ставка – мое беспрепятственное прохождение. Идет?
Гремлины переглянулись. Это был идиотский спор. Но азарт уже зашевелился в них, как смазанная шестеренка, издавая тихое жужжание.
– Идет! – хором проскрежетали они.
И замерли, уставившись на фонарь, их тела напряглись, как пружины.
Лаки, не теряя ни секунды, спокойно повернулся и зашагал прочь вдоль стены, чувствуя на себе их взгляды, впивающиеся в спину.
– Эй! – крикнул один из гремлинов. – Стой!
– Условия спора не обязывают меня стоять, – не оборачиваясь, ответил Лаки. – Только вас – не двигаться с места, пока он не позеленеет. Внимательнее читайте правила. В них нет ни слова о моей неподвижности.
Он слышал за спиной яростное скрежетание и возмущенный, визгливый писк фонаря: «Зеленым? Это же банально! Я не намерен опускаться до уровня светофора! Я – произведение искусства!»
Через минуту Лаки уже сворачивал в соседний переулок, оставив позади трех ошалевших гремлинов и фонарь, который с возмущением доказывал им, что принципы уличного эстета не позволяют ему опуститься до банального, плебейского зеленого цвета, даже ради срыва сделки.
Отдышавшись в тени арки, Лаки почувствовал, как по спине пробежал холодок, уже не магический, а самый обычный – холодок осознания. За ним уже следили. И следили серьезно. Значит, он на правильном пути. Он достал зажигалку отца. Пламя вспыхнуло ровно, с первого раза, без единой осечки. Он смотрел на него, и в памяти всплыло лицо Финнегана Кассиди – обаятельное, вечно улыбающееся, с хитринкой в глазах, которая исчезла в тот день, когда он поспорил не с тем человеком.
«Сынок, помни, самое главное в любой игре – не карты в твоей руке, а те, что твой оппонент думает у тебя на руке. Управляй ожиданиями, и ты управляешь реальностью. А иногда реальность – это всего лишь глупый фонарь, который слишком любит розовый цвет».
Управлять ожиданиями… Может, в этом и был ключ? Не в том, чтобы переиграть Тень в силе или знании, а в том, чтобы заставить ее поверить в то, что у него на руках совсем другая игра? Та, в которой ее безличная мощь окажется бесполезной?
Он потушил пламя и посмотрел на темный переулок, ведущий в самое сердце Нижнего Города. Следующим шагом должен был стать визит в Отдел Аномальных Происшествий. Пора было узнать, что официальные власти думают об исчезновениях, пахнущих пустотой. И, возможно, найти союзника в лице циничного лейтенанта Бульского. Или, по крайней мере, понять, насколько он одинок в этой странной охоте на ветер и тень.
ГЛАВА 7: Погоня по крышам Нижнего Города. Столкновение с бандой гремлинов, нанятых чтобы остановить его.
Выйдя от Бульского, Лаки почувствовал знакомое покалывание на затылке – ощущение, что за ним следят. На этот раз более настойчивое, как будто несколько пар глаз впились в его спину, не отрываясь. Он свернул в узкий переулок, пахнущий мокрым кирпичом и чужими секретами, и рискнул оглянуться. Тени зашевелились. Не метафорические – самые что ни на есть настоящие, длиннорукие и проворные.
Гремлины. Уже не трое, а штук пять или шесть. Они двигались по стенам, как насекомые, их металлические суставы поскрипывали в темноте. Лаки понял: после провала у фонаря наняли подкрепление. Кто-то очень не хотел, чтобы он копал дальше. Воздух звенел от их сконцентрированной злобы, создавая неприятный фон, похожий на гул перегруженной электросети.
«Ну что ж, – мысленно вздохнул он, сунув руку в карман и сжимая свою счастливую зажигалку. – Придется провести небольшую экскурсию по городским крышам. Надеюсь, я не забыл, как это делается».
Он резко рванул в сторону пожарной лестницы, ржавые ступени которой звали его наверх с обманчивой надежностью. Его дорогие, хоть и потрепанные ботинки, застучали по железу. Сзади послышался визгливый скрежет – гремлины, недолго думая, полезли за ним прямо по кирпичной кладке, впиваясь в нее когтистыми пальцами, оставляя глубокие царапины.
Крыша встретила его порывом ветра, пахнущим озоном, свободой и голубиным пометом. Нижний Город лежал внизу, как лоскутное одеяло из огней и теней. Лаки не стал бежать наугад. Он на мгновение замер, зажав в кулаке зажигалку. Он не зажигал ее, а просто чувствовал. Это был старый трюк, которому научил его отец – не столько магия, сколько умение слушать тонкие вибрации мира. Зажигалка в его руке была не просто инструментом – она была компасом, настроенным на его собственную удачу.
«Сюда», —сказало ему чутье, и он рванул налево, перепрыгивая через вентиляционные трубы, из которых сочился пар, и уворачиваясь от лесa телевизионных антенн, которые норовили зацепить его за рукав, словно живые. За спиной он слышал все более громкий топот и злобное стрекотание. Гремлины были легче и, возможно, быстрее на вертикальных