чертежей, испещренных этими сумасшедшими формулами, и.… разложенной на столе колоды карт.
– Карт? – Лаки наклонился вперед, положив локти на стол. Его длинные пальцы сложились домиком. – Каких именно? Были ли они особенными? Не пытались ли они, скажем, рассказать вам анекдот или предсказать погоду? В этом городе я уже видел карты, которые могли бы выиграть чемпионат по покеру без помощи игрока.
– Обычные карты. Из супермаркета «Сингулярность», за углом. Но пасьянс, который он раскладывал… он не сошелся.
Лаки откинулся на спинку стула, и на его лице появилась широкая, понимающая ухмылка. Это была улыбка человека, который только что нашел под столом туз пик, который искал всю жизнь.
– Мисс Вейн, вы только что сделали свою историю в десять раз интереснее. Видите ли, для таких, как я, нет такой вещи, как «обычные карты». И нет такого понятия, как «просто не сошелся пасьянс». Это все равно что сказать детективу «просто лежал труп, но он был очень аккуратно одет и держал в руках счастливый билет». Это не конец истории. Это самое ее начало. Несложившийся пасьянс в таком контексте – это не неудача. Это крик о помощи, выцарапанный на внутренней стороне мироздания. Это вселенная говорит: «Эй, парень, твои планы на сегодня вечер отменяются. Кто-то только что прошел через здесь и испортил геометрию реальности».
Он допил виски и поставил стакан на стол с решительным, почти театральным стуком.
– Мне нужно посмотреть на эту мастерскую. И на эти карты. И, если позволите, я возьмусь за ваше дело. Потому что пахнет оно уже не просто пропавшим чудаком. Пахнет настоящей, большой игрой. А противники, которые играют с вероятностью, ставят на кон саму ткань бытия… это, мисс Вейн, моя специализация. Я, можно сказать, профессиональный спорщик с законами статистики. У нас натянутые, но уважительные отношения.
Элоиза смотрела на него со смесью надежды и полного, абсолютного недоумения. Она видела перед собой не детектива, не рыцаря в сияющих доспехах, а человека в слегка помятом костюме, с желтыми очками и маниакальным блеском в глазах.
– И вы… вы действительно сможете его найти? Имея только… несложившийся пасьянс и горстку безумных теорий?
– Мисс Вейн, – Лаки снова надел свои желтые очки, и его глаза стали нечитаемыми, как загадочные символы на доисторических игральных костях. – Я не ищу людей. Я ищу закономерности. А ваш брат, судя по всему, оставил очень громкую и очень странную закономерность. Если он действительно играл с кем-то в игру, где ставкой была сама удача… что ж, тогда я, пожалуй, единственный в этом городе, кто может сыграть партию против его противника. У меня есть опыт. И, – он постучал пальцем по своему виску, – подходящий настрой. А против Космического Хаоса это лучшее оружие.
Он встал и протянул руку.
– Итак, мы договорились? Я испорчу кому-то игру, вы получите своего брата назад, а я.… я получу возможность снова поспорить со вселенной. Для меня это беспроигрышная ситуация. Почти.
Элоиза после короткой паузы, в течение которой, казалось, перебирала в уме все возможные и невозможные варианты, пожала его руку. Ее ладонь была холодной, как мраморный пол в пустом соборе, но рукопожатие – твердым, как сталь.
– Договорились, мистер Кэш.
– Отлично! – Лаки широко улыбнулся, и в его улыбке было столько заразительного, безрассудного энтузиазма, что Элоиза на мгновение почувствовала, как лед в ее груди начинает таять. – Тогда начнем с того, что вы покажете мне это злополучное место преступления. И, пожалуйста, не трогайте эти карты. Я хочу почувствовать их… разочарование. Оно может быть поучительным. А еще, – он добавил, подмигнув, – по дороге вы расскажете мне все, что знаете о «Детерминаторе». Мне кажется, нам предстоит сыграть с ним не одну партию.
ГЛАВА 3: Первые следы. Мастерская Арчибальда и помеченная карта
Мастерская Арчибальда Вейна находилась в гараже, втиснувшемся в узкий, как щель между мирами, переулок где-то на задворках Нижнего Города. Это было место, куда городское освещение заглядывало с явной неохотой, а тени ложились густыми, вязкими пятнами, словно пролитая смола. Воздух здесь был особым – он пах не просто старым машинным маслом и озоном, а чем-то еще. Сладковатым и тревожным, как запах перегретой пластмассы, расплавленного припоя и несбывшихся амбиций, которые начали гнить и выделять в атмосферу едкий метан тщеславия.
Элоиза дрожащей рукой вставила ключ в замок, ржавый и неподатливый, словно не желавший открывать дорогу в прошлое. Дверь с предсмертным скрипом отворилась, выпустив наружу затхлое, застоявшееся дыхание помещения.
– Полиция сказала, что здесь нет ничего ценного, – прошептала она, пропуская Лаки вперед. Ее голос прозвучал приглушенно, будто поглощенный самой гнетущей атмосферой гаража. – Они обыскали все за пятнадцать минут и ушли.
– Полиция, дорогая моя, – заметил Лаки, переступая порог и снимая желтые очки, чтобы протереть линзы, – редко ищет то, что нельзя положить в доказательственный пакет и приложить к протоколу. Они ищут отпечатки пальцев, следы взлома, капли крови. Они не ищут следы на песке времени или царапины на ткани реальности. Это не их отдел.
Его первым впечатлением был не хаос, а некий организованный беспорядок, напоминавший место, где стимпанк жестоко поссорился с квантовой физикой, и они устроили драку на выбывание, используя в качестве оружия медные трубки, стеклянные колбы и паяльники. Повсюду стояли, лежали и свисали с потолка, словно технические исполинские пауки, хитроумные агрегаты из латуни и стекла. Жужжащие коробочки с мигающими разноцветными лампочками испускали тихие, настойчивые щелчки, а устройства с настолько непонятным назначением, что хотелось верить, что они хотя бы могут готовить кофе, стояли в углах, излучая тихую уверенность в своей гениальности.
Лаки медленно прошелся по комнате, его теперь уже чистые очки скользили по каждому предмету, впитывая детали. Он не просто смотрел – он ощупывал пространство своими чувствительными пальцами, которые привыкли оценивать вес игральной кости и текстуру карты. Он водил руками над поверхностями столов, не прикасаясь к ним, словно считывая вибрации, оставшиеся в воздухе – вибрации одержимости, отчаяния и того последнего, ликующего ужаса.
– Никакой борьбы, – констатировал он, и его голос прозвучал громко в звенящей тишине. – Ни вывернутых ящиков, ни разбитого стекла, ни перевернутых стульев. Ваш брат либо ушел добровольно, подхваченный неким невидимым вихрем, либо его забрало нечто, не нуждающееся в грубом, физическом насилии. Нечто, что просто… попросило его последовать, и он не смог отказать.
Его взгляд, отточенный годами поиска скрытых закономерностей, упал на главный рабочий стол, заваленный схемами, похожими на карты нервной системы кибернетического бога, паяльником и чашкой с засохшим на дне чаем, превратившимся в коричневую,