class="p1">Дальнейшее Верочка наблюдала у подъезда. Старички лихо причаливали на мотоциклах, бриллиантовые дамы заправляли хвосты платьев и длинные подолы за пояски, надевали шлемы, обхватывали мужей – бзззз – и по дворцам.
Молодой человек, хозяин Верочкиной ложи, снова помахал ей, приблизившись, и разъяснил, что парковочных мест мало, и они дорогие, а мотоциклы – самое то.
Саму оперу Верочка не очень хорошо запомнила. Не музыкант. Кажется, шла «Царская невеста» Римского-Корсакова, а может, «Онегин» – другого автора.
Просто Верочке иногда чудились русские слова.
Картошка и зачетка
Когда пришло время получать диплом музыкального училища, оказалось, что он у меня вполне благополучный, кроме тройки по теории музыки…
А ее преподавал нам легендарный и замечательный, красавец и бог всего училища Д. А. Блюм! Мы с ним на первом курсе друг друга невзлюбили: он меня – за прогулы (не всегда легкомысленные, болела много), а я его – за строгость. И он по теории влепил мне «три»!
Шли годы, Блюм вел у нас сольфеджио, гармонию и элементы анализа, и неприязнь наша улетучилась, мы с ним полюбили друг друга, а я его так просто заобожала. И по всем этим дисциплинам он меня увенчал пятерками, потому что я страшно старалась, диктанты писала первая и задачи решала отлично.
Но с первого курса так и осталась в дипломе эта пакостная закорючка, тройбан по теории…
И вот меня вызывает в начале лета секретарь директора Евгения Петровна, по прозвищу Евгеша, и говорит:
– Слыхала я, Поспелова, что Блюм снимает дачу через стенку от ваших бабушки и тетки!
Такой темы я не оджидала, но это была правда. Случилось такое вот прекрасное совпадение. Бабушка недавно позвонила и сказала: «У нас какой-то Блюм с женой, музыкант, за стенкой поселился. Не твой ли это?»
Стою я теперь у Евгеши и думаю: ничего не укроется от всевидящего ока учебной части.
– Да, – говорю.
– И по моим сведениям, и Дмитрий Алексаныч с женой, и ваши родственники уже там, в Железнодорожном?
– Да, – говорю (и от всеслышащих ушей).
– Так вот, Поспелова, – говорит, сверкая очками, Евгеша, – не будьте дурой хоть сейчас, хоть вы так часто были ею до этого. Поезжайте на велосипеде, как вы обычно ездите (не укрыться и за стеной Кавказа), из вашей Салтыковочки в Железнодорожную, по пути купите для Д. А. в магазинчике в Кучино (эх) конфеток и картошки – побольше картошки, а то ему таскать трудно, старику. Постройте там ему не знаю чего там – глазки, обсудите, что вы там обычно обсуждаете (наверное, и это знали), а потом, исподтишка, достаньте зачеточку и протяните: мол, Д. А., так неприятно портить такой красивый диплом! Чего, Поспелова, – не хотите? Ну, идите отсюда вон!
Я ушла и долго мучилась.
Но в один из прелестных июньских дней села на велик, купила конфет и картошки, правда в другом месте, и приехала!
Сначала – к бабушке с тетей. Обстановку разведать.
Они говорят:
– У Блюмов там сегодня веселье, гости, ты туда не суйся.
Я думаю: ну, слава богу – и пошла в туалет на улицу.
А оттуда как раз идет Блюм.
– Катюша, как я вам рад, заходите потом к нам, мы выпиваем, а после гулять в лес пойдем!
Я говорю:
– А у меня еще для вас картошка и конфеты, бабушке было много, а конфет они вообще не едят.
– Прекрасно! Это так нужно! Спасибо вам!
В общем, я принесла ему и картошку, и конфеты, гуляла с ним и всеми его друзьями и гостями в лесу, много разговаривали про всякое интересное, грибы искали, аукались из «Снегурочки», пели из других опер… а потом я уехала в Салтыковочку домой.
По дороге разговаривала сама с собой и с придорожными лопухами:
– Ну, чо смотрите? Так вот – погуляла, а потом – зачеточку: мол, поставьте четыре, исправьте!
И плевалась громко.
Наверное, странное было зрелище…
В ближайший понедельник я привезла зачетку Евгеше, с тройкой, без исправлений.
– Ну, что, лень было съездить? – спрашивает она.
– Да нет, я была, только язык не повернулся, – говорю я, чувствуя себя дурой.
– Ну и дура вы, Поспелова, – разрешила все Евгеша.
Надо отдать ей должное, она потом все Блюму пересказала.
И он, знаете, что ответил?
– Молодец, за это ее и люблю!
Какая еще нужна оценка, а?
Три истории о том, как торговаться на улице
У моих друзей была собака.
Алабай.
Величиной с письменный стол, а в холке – выше.
Он был величественный, вислоухий, мудрый, степенный, как лорд, старый, с брыльями и всепонимающим взглядом красноватых глаз.
Подруга порой ходила с ним (его звали Алдан) за покупками на местный митинский рынок.
Подходит подруга к продавцу арбузов, к левой чашке весов, и просит арбуз. Дядька взвешивает, опасливо косясь на морду, вдвое больше его головы, вровень с правой чашкой весов.
Подруга спрашивает:
– Сколько с меня?
Дядька (бодрясь):
– Пятнадцать рублей!
Тут Алдан, чья морда пребывает там, где гири, тяжко вздыхает своим думам, так что от трепетания брыльев, вполне миролюбивых, несколько мелких гирек падают на землю.
Продавец:
– Одиннадцать рублей!
Сегодня еду домой, а на Щелковском развале – неплохие на вид мандарины.
Взяла два кило – себе и Пусечке (дочь так зову).
Я: Сколько с меня?
Тетка: Двести рублей, милая!
Я: А откуда сами-то?
Тетка: Из Грузии!
Я: Гомарджоба, карги гого, ме шен ме хуархар, бахахи цхалщи кхикхинепс, мадлопт. (Здравствуй, красивая девушка, я тебя люблю, лягушки квакают в пруду, спасибо.)
…накладывает удивленная.
Тетка: Откуда так хорошо говоришь по-грузински?
Я: Замужем была за грузином!
Тетка: Сто пятьдесят рублей!
Я: Мадлопт! Сакартвела! (Спасибо! Грузия!)
Забираю кулек.
Тетка (вслед): А чего развелась?
Я: Ромели сатиа? (Который час?) – это я уже спиной, влезая в маршрутку.
Просто больше ничего не знаю, кроме: «Ори Ахашени, эрти Саперави» (одно Ахашени, два Саперави) – но это тут не к месту.
Машу приветственно, а тетка – мне, задумавшись, вслед.
Маршрутка трогается – и я задумываюсь.
Вспоминаю, когда выходила замуж за грузина, оба наши отцы, Асясябыч и Глебгеннадич, пошли на рынок покупать фрукты к свадебному столу. Свекр-грузин отодвинул нежно моего папу, желая ему показать, как он умеет торговаться. Завел такие лясы! Переходил с одного грузинского наречия на другое, иногда переводил папе, а увлекшись, и вовсе не переводил, похвалил всех членов семейства продавца и его свояков и в результате выторговал половину цены на огромное количество фруктов к свадьбе.
Потом был так горд своими умениями торговаться, что сдачу, перекрывающую размер «скидки»,