Люди, сидящие под тополями, гораздо элегантней, чем те методисты, которых мы знали раньше. Интерьер новой методистской церкви напоминает театр. В нем наклонный пол и, как с гордостью говорят прихожане, оперные кресла. Дамы, которые сегодня вечером занимаются угощением, выглядят моложе, чем женщины тех же лет во времена миссис Кронборг, а дети все похожи на городских. Маленькие мальчики носят костюмчики фасона «Бастер Браун», а девочки — блузки в русском стиле. Порода деревенских детей в перешитой и укороченной одежде, кажется, исчезла с лица земли.

За одним из столиков сидит белокурая матрона с ямочками на щеках, бывшая Лили Фишер, с двумя модно стриженными мальчиками-близнецами. Ее муж — президент нового банка, и она проводит лето на востоке страны: обычай, вызывающий зависть и ропот соседей. Близнецы — прекрасно воспитанные, послушные, кроткие, опрятные в одежде и всегда помнят о правилах хорошего тона, которым научились в летних отелях. Пока они едят мороженое, стараясь не крутить ложку во рту, с соседнего стола доносится взрыв смеха. Близнецы поднимают глаза. Там сидит бодрая маленькая старая дева, которую они хорошо знают. У нее длинный подбородок, длинный нос, и одета она как молодая девушка, с розовым кушаком и в кружевной садовой шляпке с розовыми бутонами. Ее окружает толпа юнцов — тощих и нескладных, коротеньких и толстых, — которые грубовато, но не зло подшучивают над ней.

— Мама, — пронзительно спрашивает один из близнецов, — почему Тилли Кронборг вечно говорит про тысячу долларов?

Юнцы, услышав вопрос, разражаются хохотом, женщины хихикают под прикрытием бумажных салфеток, и даже сама Тилли слегка взвизгивает от восторга. Замечание наблюдательного ребенка заставило всех осознать, что Тилли и впрямь постоянно поминает именно эту сумму денег. Весной, придя за ранней клубникой и услышав цену — тридцать центов за коробку, — она не упускает случая напомнить бакалейщику, что, хоть ее фамилия и Кронборг, она не получает тысячу долларов за вечер. Осенью, закупая уголь на зиму, она удивляется названной цене и говорит продавцу, что он, должно быть, спутал тетку с племянницей, если думает, что она может заплатить такую сумму. Мастеря рождественские подарки, она никогда не забывает спросить у заглядывающих в лавку женщин, что можно подарить человеку, получающему тысячу долларов за вечер. Когда в денверских газетах сообщили, что Тея Кронборг вышла замуж за Фредерика Оттенбурга, владельца пивоваренного треста, жители Мунстоуна ожидали, что теперь Тилли окончательно задерет нос. Но та надеялась, что Тея окрутит титулованного дворянина, и не особенно хвасталась Оттенбургом — во всяком случае, до памятной поездки в Канзас-Сити, когда Тея там гастролировала.

Тилли — последняя из Кронборгов, оставшихся в Мунстоуне. Она живет одна в маленьком домике с зеленым двориком и держит магазин галантереи и шляпок. Ее деловые методы, мягко говоря, необычны, и она ни за что не сводила бы концы с концами, если бы не получала на Рождество от племянницы чек на кругленькую сумму. Прибытие этого чека всегда возобновляет дискуссию о том, что по справедливости должна была бы сделать Тея для тетки. Большинство жителей Мунстоуна считают, что она должна забрать Тилли в Нью-Йорк и оставить при себе компаньонкой. Пока они жалеют Тилли за то, что она не живет в отеле «Плаза», Тилли щадит их чувства, стараясь не слишком явно демонстрировать свое превосходство. Она пытается быть скромной, когда жалуется почтмейстеру, что ее нью-йоркская газета задерживается больше чем на три дня. Конечно, само по себе достаточно значимо, что она единственный человек в Мунстоуне, выписывающий нью-йоркскую газету или имеющий причину ее выписывать.

Глупой молодой девушкой Тилли жила величественными горестями «Ванды» и «Стратмора»[155]; глупой старой девой она живет триумфами своей племянницы. Она часто говорит, что и сама чуть было не пошла на сцену. В тот вечер после пикника, идя домой в окружении шумной толпы мальчиков и девочек, Тилли, возможно, была слегка обеспокоена. Вопрос ребенка почему-то все звенел у нее в ушах. Может быть, она слишком часто поминает эту тысячу долларов? Но ведь люди должны понимать, что ее волнуют не деньги? Тилли мотнула головой: на богатство ей плевать. Они должны понимать, что эти деньги — другие.

Когда веселая молодежь, проводившая ее домой, прошла зигзагом по тротуару сквозь кружевные тени деревьев и скрылась из виду, Тилли вынесла на крыльцо кресло-качалку и села. В такие чудесные, мягкие летние ночи под роскошной полной луной, когда день прошел и забыт, Тилли любит сидеть тут, под плетистыми розами, отпуская мысли блуждать на воле. Случись вам пройти по той мунстоунской улице и увидеть бодрую белую фигурку, допоздна качающуюся под завесой роз, возможно, вы бы ее пожалели — и очень напрасно! Тилли живет в волшебном мирке, полном тайных радостей.

Тея Кронборг доставила много благородных радостей миру, в котором они так нужны, но больше всего — своей чудаковатой старой тетушке в Мунстоуне. Легенда об артистке Кронборг наполняет жизнь Тилли; Тилли чувствует себя богатой и возвышенной. Какие чудеса творятся в ее сознании, когда она сидит, покачиваясь, на крыльце! Она возвращается в те давние дни песка и солнца, когда Тея была ребенком, а сама Тилли, как ей кажется, молодой. Когда она спешила в церковь, чтобы услышать чудесные проповеди мистера Кронборга, а Тея вставала у органа ясным воскресным утром и пела «Приидите, безутешные». Еще Тилли вспоминает о том чудесном времени, когда труппа Метрополитен-оперы давала недельные гастроли в Канзас-Сити, а Тея вызвала тетушку, поселила у себя в отеле «Коутс-хаус» и водила на каждое представление в местный дворец съездов. Позволяла Тилли рыться в своих костюмерных сундуках, примерять парики и украшения. А доброта мистера Оттенбурга! Если Тея ужинала у себя в номере, он спускался поужинать с Тилли и ни за что не выглядел скучающим или рассеянным, когда она болтала. Он повел ее в зал, когда Тея впервые пела там, сидел с ней в ложе и помогал продираться сквозь сюжет «Лоэнгрина».

После первого акта, когда Тилли обратила к нему заплаканные глаза и выпалила: «Говорите что хотите, мне она всегда казалась такой величественной,