Уилла Кэсер
Песня жаворонка
Уехать навсегда и всю жизнь возвращаться
Если кто захочет найти городок Ред Клауд на карте США, пусть ищет почти ровно посередине, чуть к северу от прямой линии, отделяющей штат Небраска от штата Канзас; учтите, что слова написаны самыми мелкими буквами. Крохотный населенный пункт был назван именем индейского вождя (Алое Облако), который в конце 1860-х годов бросил воевать с белыми и подписал с ними мир. Он вывел свое племя в резервацию, долго еще торговался с властями, а под конец жизни высказался так: «Нам много обещали, больше, чем я могу припомнить. Но сдержали они только одно обещание — забрать нашу землю. Они ее забрали».
На землю, которую забрали, устремилось множество новых хозяев в надежде на новую и лучшую жизнь. Среди них был неудачливый овцевод из штата Виргиния Чарльз Кэсер, он приехал в 1883 году с женой и девятилетней дочкой Уилеллой — Уиллой. С фермерством тоже не повезло, и растущее семейство вскоре переместилось в Ред Клауд. Городок стал к этому времени железнодорожным узлом на линии Чикаго — Денвер, насчитывал более двух тысяч душ (сегодняшнее его население вполовину меньше) и смотрел в будущее с оптимизмом. По Главной улице — от депо до городского центра — курсировала конка. Имелись почта и банк, суд и аптека, церковь и оперный театр, расположившийся во втором этаже над магазином скобяных товаров. Этот городок под разными псевдонимами (в «Песне жаворонка» он называется Мунстоун) будет фигурировать во множестве рассказов Уиллы Кэсер и в шести из двенадцати ее романов. Городок — и обнимающая его прерия. В этих местах Уилла Кэсер прожила около десятка лет, но получила впечатления яркие и глубокие, которыми питалось потом ее творчество. Но чем же было питаться в этакой глухомани?
В молодой и по преимуществу аграрной стране, распространившейся от океана до океана, как раз в это время назревали перемены. Критическая их точка придется на пока далекий 1920 год, когда очередная перепись населения США покажет: впервые в истории число проживающих в больших городах превысило число проживающих в городках (до 5 тысяч человек) и на фермах — совсем чуть-чуть, на два с небольшим процента, но Рубикон перейден, и прежней страна уже не станет. В 1921 году журналист Карл ван Дорен публикует громкую статью про «анти-аграрный бунт» («The Revolt from the Village») в литератуpe и культуре США, приводя в пример «Антологию Спун Ривер» (1915) Эдгара Ли Мастерса, «Уайнсбург, Огайо» (1919) Шервуда Андерсона, «Главную улицу» (1920) Синклера Льюиса, в которых выстраивалась яркая оппозиция городка и города[1]. В неторопливой рутинности жизни маленького городка были, разумеется, свои радости, но человек талантливый рвался вон, бежал прочь при первой возможности, в этом смысле герои названных книг повторяли путь, уже ранее пройденный их авторами. Испытывали ли Льюис, Андерсон, Мастерс, Драйзер отвращение (второе значение слова revolt) к малой родине или некое более сложное чувство? Вопрос спорный. В отношении Уиллы Кэсер, которая, несомненно, принадлежит к этой поросли среднезападных «почвенных» талантов, это тем более верно. К «гению» мест, которые не были для нее родными по рождению, но таковыми стали, она очень чувствительна.
Первое впечатление встречи с прерией — ощущение громадности и мощи: «Кругом была только земля — не сады, не пашни, а то, на чем их создают… Мне чудилось, что весь мир остался далеко позади, что мы покинули его пределы и очутились в местах, человеку неподвластных…» Человек как будто бы исчезал, превращался в ничто между небом и землей, в море травы, шумящей, подвижной, словно куда-то бегущей. Пустота прерий оставляла вас равнодушной или рождала пожизненную преданность и «зеркальное» чувство пронзительного одиночества. Оно, в свою очередь, могло стать источником слабости или силы, разъедающей, темной тоски или упрямого доверия к себе.
Прерия для Кэсер — не только место, но и люди. Девочка-подросток, разъезжавшая на пони по соседским фермам, не подозревала, конечно, что в ней живет невидимо будущая романистка, но память собирала впечатления про запас. Соседями были вчерашние шведы, норвежцы, немцы, чехи (англосаксы на новой территории оказались в меньшинстве), и в своих воспоминаниях Кэсер особенно выделяла разговоры, которые вели с ней старые женщины, плохо говорившие по-английски, но тем охотнее толковавшие про далекую, навсегда исчезнувшую жизнь.
«Я никогда не испытывала интеллектуального возбуждения более острого, чем то, что я чувствовала, проведя утро с какой-нибудь из этих старух, пока та пекла хлеб или сбивала масло. Я ехала потом домой в странном волнении… Мне все казалось, будто бы я на время превращалась в другого человека».
Жизнь в Ред Клауде и вокруг была скудна, однообразна, но были в ней и неожиданно «космополитическая» пестрота, деревенская простоватость и трофеи привозной культуры. У продавца в местной лавке Уилла брала уроки греческого и латыни, другой заезжий чудак-неудачник учил ее музыке, семья соседей-иммигрантов делилась знанием французского и немецкого языков, а местный доктор позволял сопровождать его, когда ездил с визитами… Большинство из них под измененными именами встречаются в «Песне жаворонка».
Шестнадцати лет, окончив местную школу (в выпускном классе было всего три человека), Уилла принимает странное для девочки решение поступать в университет Небраски в Линкольне и учиться там на врача. Но вопреки первоначальному плану увлекается журналистикой, начинает писать и вскоре уже ведет свою колонку в университетской газете, снабжает городские издания отзывами и рецензиями, на гонорары поддерживая семейство в Ред Клауде. В двадцать два года она получает место редактора в женском журнале в Питсбурге, спустя десяток лет приглашена редактировать популярнейший журнал МакКлюра в Нью-Йорке. Карьера складывается на зависть, но Кэсер с ней расстается без особой жалости. Она уже публикует в это время стихи, рассказы, берется за роман — не очень, правда, уверенно. Действие романа «Мост Александра» (1912) развертывается в Лондоне, и понятно почему: там настоящая жизнь, в кукурузной глубинке жизни нет. Роман, увы, никого не впечатлил, а автора скорее обескуражил, и следующую книгу она решает писать «сугубо для себя», особо не рассчитывая на интерес аудитории. Но интерес как раз просыпается, и роман «О, пионеры!» (1913) Кэсер всегда считала полноценным первенцем. Если сравнивать письмо с верховой ездой, поясняла она, то «Мост» был похож на прогулку по парку в компании с кем-то не очень близким, с кем вынужденно поддерживаешь разговор, а «Пионеры» — это езда с охотой и удовольствием,
