книгами по медицине. Самую верхнюю полку занимал длинный ряд, тридцать-сорок томов в одинаковых темных картонных переплетах с мраморным узором и дерматиновыми корешками.
В Новой Англии врачи обычно пожилые, а вот в маленьких городках Колорадо четверть века назад врачи, как правило, были молоды. Доктору Арчи едва исполнилось тридцать. Он был высокий, с массивными, будто негнущимися плечами и большой головой красивой формы. В целом он выглядел импозантно — во всяком случае, для тех мест.
Было что-то необычное в том, как его рыжевато-каштановые волосы, аккуратно разделенные на боковой пробор, густо падали на лоб. Нос у него был прямой и толстый, глаза умные. Он носил кудрявые рыжеватые усы и эспаньолку, аккуратно подстриженную, придававшую ему некоторое сходство с портретами Наполеона III. Кисти рук, крупные и тщательно ухоженные, но грубоватой формы, обросли с тыльной стороны курчавой рыжей шерстью. Доктор ходил в диагоналевом синем шерстяном костюме. Коммивояжеры с первого взгляда узнавали, что костюм пошит портным в Денвере. Доктор всегда хорошо одевался.
Доктор Арчи прибавил огня в лампе и уселся в крутящееся кресло перед столом. Он сидел неспокойно, барабаня пальцами по коленям, и оглядывался вокруг, словно скучая. Он поглядел на часы, потом достал из кармана небольшую связку ключей, отделил один ключ и осмотрел его. Едва заметная презрительная улыбка играла на губах доктора, но глаза оставались задумчивыми. За дверью, ведущей в прихожую, висел тулуп из шкуры бизона, который доктор надевал в поездках. Тулуп прикрывал запертый шкафчик. Доктор машинально открыл его, отпихнув ногой кучу грязных калош. В шкафчике на полках стояли стаканы для виски, графины, лимоны, сахар и горький бальзам. В пустой гулкой прихожей за дверью послышались шаги, и доктор снова закрыл шкафчик, защелкнув йельский замок. Дверь приемной отворилась, через нее прошел мужчина и направился в консультационную.
— Добрый вечер, мистер Кронборг, — беспечно сказал доктор. — Садитесь.
Гость был высокий, худосочный, жидкая каштановая бородка подернута сединой. На нем был сюртук, широкополая черная шляпа, белый линоновый шейный платок и очки в стальной оправе. По тому, как он приподнял полы сюртука и сел, было видно, что это человек с большими претензиями и сознанием собственной важности.
— Добрый вечер, доктор. Не пройдете ли со мной? Я полагаю, что у миссис Кронборг сегодня вечером возникнет нужда в ваших услугах.
Он говорил с глубокой серьезностью и почему-то с легким замешательством.
— Нужно торопиться? — спросил доктор через плечо, выходя в операционную.
Мистер Кронборг кашлянул, прикрыв рот ладонью, и сдвинул брови. Было видно, что он вот-вот расплывется в глупой восторженной улыбке. Он сдерживался только благодаря самоконтролю, приобретенному годами чтения проповедей с амвона.
— Я полагаю, лучше идти немедленно. Миссис Кронборг будет спокойнее в вашем присутствии. Она страдает уже некоторое время.
Доктор вернулся с черным саквояжем и бросил его на стол. Написал распоряжения слуге на рецептурном бланке и натянул тулуп.
— Я готов, — объявил он и потушил лампу.
Мистер Кронборг поднялся, и вдвоем они прошли через пустую приемную, спустились по лестнице и вышли на улицу. В аптеке на первом этаже было темно, а салун в соседнем доме как раз закрывался. Больше на главной улице не светилось ни одно окно.
По обе стороны проезжей части и на внешнем краю дощатого тротуара снег сгребли в брустверы. Городок был маленький и черный, словно сплющенный, приглушенный и почти задушенный слоем снега. Над головой сияли величественные звезды. Их невозможно было не заметить. Воздух был такой прозрачный, что белые песчаные барханы к востоку от Мунстоуна мягко поблескивали. Следуя за преподобным мистером Кронборгом по узкому тротуару мимо темных спящих домишек, доктор поднял глаза на сияние ночи и тихо присвистнул. По-видимому, люди и впрямь слишком глупы; как будто в такую ночь нельзя придумать занятие лучше девятичасового сна или помощи миссис Кронборг в задаче, с которой она восхитительно справлялась и без посторонней помощи. Доктор пожалел, что не поехал в Денвер послушать, как Фэй Темплтон поет «Качели». Потом вспомнил, что к этой семье у него все-таки есть и свой интерес. Путники свернули на очередную улицу и увидели перед собой освещенные окна: низкий дом с мезонином, с пристроенным справа флигелем, а на задворках — кухней. Казалось, что всё в этом доме чуточку косо: и скаты крыш, и окна, и двери. Подходя к воротам, Питер Кронборг ускорил шаг. Он покашливал, словно готовясь читать проповедь, и этот кашель раздражал доктора. «Будто на кафедру залез», — подумал он, стащил перчатку и пошарил в кармане жилета.
— Возьмите пастилку, Кронборг. Мне их присылают как образцы. Очень хороши, если в горле дерет.
— Ах, благодарю вас, благодарю вас. Я несколько спешил. Пренебрег надеть калоши. Вот мы и прибыли, доктор. — Кронборг открыл парадную дверь, явно счастливый, что оказался дома.
В передней было темно и холодно; на вешалке висело удивительное количество детских шляпок, кепок и плащей. Они также образовали ворох на столе под вешалкой. Под столом валялись кучей калоши и ботики. Пока доктор вешал тулуп и шапку, Питер Кронборг открыл дверь в освещенную гостиную; на пришедших пахнуло душным горячим воздухом с запахом подогретой фланели.
* * *
В три часа ночи доктор Арчи в гостиной надевал запонки и пиджак — спальни для гостей в этом доме не было. Над седьмым ребенком Питера Кронборга, мальчиком, суетилась и ворковала его тетя. Миссис Кронборг уснула, а доктор собирался домой. Но сначала хотел поговорить с Кронборгом, который, уже без пальто и весь трепещущий, подсыпал уголь в печку на кухне. Проходя через столовую, доктор замер и прислушался. В одной из спален пристройки, которая сейчас находилась слева, кто-то быстро, тяжело дышал. Доктор подошел к кухонной двери.
— Кто-то из детей болеет? — спросил он, кивая на перегородку.
Кронборг повесил чапельник, которым приподнимал конфорку печи, и отряхнул пальцы от угольной пыли.
— Это, должно быть, Тея. Я собирался вас попросить на нее взглянуть. У нее крупозная простуда. Но я отвлекся и… Миссис Кронборг отлично справилась, а, доктор? Я полагаю, мало кто из ваших больных может похвастаться такой конституцией.
— О да. Она создана для материнства.
Доктор взял лампу с кухонного стола и без церемоний отправился в пристройку. Два пухлых маленьких мальчика спали в двойной кровати, натянув одеяла на носы и поджав пятки. Рядом на узкой кровати лежала девочка одиннадцати лет. Сна у нее не было ни в одном глазу. По подушке стелились две соломенные косички. Лицо побагровело, глаза горели.
Доктор закрыл за собой дверь.
— Сильно захворала, а, Тея? — спросил он, вытаскивая градусник. — Что же ты не