— Это из театра, — тихо сказал он. — У Глёклер нервный срыв, обморочные приступы. Мадам Райнекер в Атлантик-Сити, а Шрамм сегодня поет в Филадельфии. Они спрашивают, можешь ли ты приехать и допеть Зиглинду.

— Который час?

— Восемь пятьдесят пять. Первый акт только что закончился. Они могут задержать занавес на двадцать пять минут.

Тея не шелохнулась.

— Двадцать пять плюс тридцать пять — шестьдесят, — пробормотала она. — Скажи, что я приеду, если они задержат занавес, пока я не окажусь в гримерной. Скажи, мне придется надеть ее костюмы, и надо, чтобы у костюмерши было уже все готово. Потом вызови такси, пожалуйста.

Тея не сменила позы с тех пор, как он ее прервал в первый раз, но побледнела и быстро сжимала и разжимала руки. Фреду показалось, что она боится. Он полуобернулся к телефону, но застыл на одной ноге.

— Ты когда-нибудь пела эту партию? — спросил он.

— Нет, но репетировала. Все в порядке. Вызывай такси.

Она по-прежнему не двигалась. Только уставилась совершенно пустыми глазами на доктора Арчи и рассеянно произнесла:

— Странно, но прямо сейчас я не могу вспомнить ни такта из «Валькирии» после первого акта. И еще я отпустила горничную.

Она вскочила и поманила Арчи (явно даже не осознавая, кто он).

— Идем со мной.

Она быстро прошла в спальню и распахнула дверь в гардеробную.

— Видишь тот белый сундук? Он не заперт. Там парики, в коробках. Ищи ту, на которой написано «Кольцо 2». И неси скорее!

Отдавая приказы доктору, она откинула крышку квадратного сундука и начала выбрасывать оттуда туфли всех фасонов и цветов. В дверях появился Оттенбург:

— Я могу чем-нибудь помочь?

Она бросила ему белые сандалии с длинной шнуровкой и приколотыми к ним шелковыми чулками:

— Положи это во что-нибудь, а потом иди к роялю и дай мне несколько тактов оттуда… ну ты знаешь.

Теперь Тея металась, как ураган, и, пока она дергала ящики и дверцы шкафов, Оттенбург ринулся к роялю и по памяти начал возвещать второе появление парочки Вёльсунгов.

Через несколько минут Тея вышла, закутанная в длинную меховую шубу, с теплым платком на голове и вязаными шерстяными перчатками на руках. Остекленелый взгляд отметил, что Фред играет по памяти, и даже в таком смятенном состоянии слабая улыбка скользнула по бескровным губам. Она протянула руку в шерстяной перчатке:

— Партитуру, пожалуйста. Сзади, вон там.

Доктор Арчи последовал за ней с парусиновой коробкой и саквояжем. Проходя по коридору, мужчины схватили шляпы и пальто. Они вышли, как заметил Фред, ровно через семь минут после телефонного звонка.

В лифте Тея сказала тем хриплым шепотом, который так озадачил доктора Арчи, когда он впервые его услышал:

— Скажи водителю, что он должен доехать за двадцать минут — меньше, если получится. Пусть не выключает свет в салоне. За двадцать минут я многое успею. Если бы ты только не заставил меня есть… Будь проклята эта утка! — горько выпалила она. — Ну зачем?

— Если бы я мог вернуться в прошлое! Но она тебе не помешает сегодня. Тебе нужны силы, — утешающе увещевал он.

Но она лишь сердито бормотала себе под нос:

— Идиот, идиот!

Оттенбург помчался вперед инструктировать водителя, а доктор усадил Тею в машину и захлопнул дверцу. Тея больше не сказала ни слова. Когда водитель влез на свое место, она открыла партитуру и уставилась в нее. Ее лицо в белом свете казалось унылым, как каменоломня.

Когда ее такси отъехало, Оттенбург втолкнул Арчи в другое, ожидающее у обочины.

— Нам лучше последовать за ней, — объяснил он. — Могут быть какие-нибудь накладки.

Такси помчалось, и Фред разразился потоком ругательств.

— В чем дело? — спросил доктор. Он был порядком ошеломлен стремительными поворотами последних десяти минут.

— Дела как сажа бела! — проворчал Фред, застегивая пальто и ежась. — Просто ужасно в таких обстоятельствах петь партию впервые! Эта утка и правда на моей совести. Будет чудо, если она не закрякает! Вклиниться посреди спектакля вот так, без репетиции! То, что ей там предстоит петь, это кошмар — ритм, высота и ужасно сложные интервалы.

— Она выглядела испуганной, — задумчиво сказал доктор Арчи, — но, по-моему, решительной.

Фред фыркнул:

— «Решительной»! Это типичная подлость из тех, что делает певцов дикарями. Вот партия, над которой она работала и которую готовила годами, а теперь получила шанс выйти и сделать из нее котлету. Бог знает, когда она в последний раз смотрела в ноты, сможет ли использовать отрепетированные движения с этим составом. Брунгильду поет Неккер, она может помочь, если ей шлея под хвост не попадет.

— Она зла на Тею? — удивленно спросил доктор Арчи.

— Дорогой мой, Неккер зла на всех. Она рассыпается раньше времени — как раз когда у нее должен быть самый расцвет. По одной версии, она тяжело больна, по другой — усвоила плохой метод в Пражской консерватории и загубила голос. Она самое желчное создание на свете. Если дотянет до конца зимы, это будет ее последняя. Она расплачивается остатками голоса. Ну а потом… — Фред тихонько присвистнул.

— Что потом?

— Потом нашей девочке может перепасть кое-что из ее ролей. Человек человеку волк в этой игре, как и в любой другой.

Такси остановилось, и Фред с доктором Арчи поспешили в кассу. Был вечер понедельника, но все билеты оказались проданы. Фред с доктором купили билеты на стоячие места и вбежали в зал. Как раз в этот момент администратор театра благодарил публику за терпение и сообщал, что мадам Глёклер захворала и не может петь, но мисс Кронборг любезно согласилась закончить ее партию. Это объявление было встречено бурными аплодисментами с верхних ярусов.

— У нее свои… сторонники, — пробормотал доктор Арчи.

— Да, там, наверху, где все молоды и голодны. Эти, внизу, слишком плотно поужинали. Впрочем, они не будут против. Им нравятся пожары, происшествия и увеселения. Две Зиглинды необычнее, чем одна, так что они будут довольны.

* * *

Когда мать Зигфрида исчезла со сцены в последний раз, Оттенбург и доктор проскользнули сквозь толпу и покинули театр. У служебного входа Фред нашел шофера, привезшего Тею, отпустил его и взял машину побольше. Они с Арчи ждали на тротуаре, а когда Кронборг вышла одна, усадили ее в такси и запрыгнули следом.

Тея откинулась в угол заднего сиденья и зевнула.

— Ну, кое-как справилась, а? — Ее тон обнадеживал. — В целом, господа, для женщины, лишенной светских талантов, я устроила вам довольно оживленный вечер.

— Это точно! В конце второго акта случилось что-то вроде народного восстания. Мы с Арчи выбились из сил, но