Они перешли с тарелками и чашками обратно в музыкальную комнату. Когда Тея последовала за ними, Оттенбург вдруг поставил свой чай.

— Ты ничего не взяла? Позволь, я за тобой поухаживаю.

Он двинулся обратно к столу.

— Нет, спасибо, ничего не надо. Я собираюсь пробежать для вас эту арию — убедить, что я могу ее спеть. Как прошел дуэт со Шлагом?

Она стояла в дверях, и Фред подошел к ней:

— Лучше ты никогда не споешь. Ты идеально вписала в него свой голос. Каждый нюанс… изумительно!

— Думаешь? — Она покосилась на него и произнесла эти слова с грубоватой застенчивостью, никого не обманывающей и не призванной обманывать. Ее тон означал: «Продолжай. Мне нравится, но я смущаюсь».

Фред удерживал ее в дверях и продолжал нахваливать неистово минут пять. Тея принимала это слегка стеснительно, все время словно колеблясь, будто ее остановили на ходу и она пытается обойти препятствие. Но она не особенно старалась пройти, а на щеках играл румянец. Фред говорил по-немецки, и Арчи улавливал ее редкие «Ja? So?»[136] — скорее бормотание, чем речь.

Когда они вернулись к Лэндри и доктору Арчи, Фред снова взялся за чай:

— Я вижу, в субботу вечером ты поешь Венеру. Неужели тебе никогда не дадут спеть Елизавету?

Она пожала плечами:

— Только не здесь. Здесь слишком много певцов, а руководство боится пробовать новых. Представь себе, в прошлом году я приехала в октябре и только в начале декабря впервые вышла на сцену! Я часто жалею, что уехала из Дрездена.

— И все же, — возразил Фред, — в Дрездене тесно.

— Вот именно, и я начинаю скучать по этой тесноте. В Нью-Йорке все безлично. Здешняя публика никогда не знает, чего хочет, и никогда не хочет одного и того же дважды. Я предпочла бы петь там, где люди упрямы и швыряют в тебя морковкой, если делаешь не так, как им нравится. Здешний зал великолепен, и вечерняя публика меня вдохновляет. Терпеть не могу дневные спектакли — все равно что петь на Kaffeklatsch.

Она встала и зажгла свет.

— Ах! — воскликнул Фред. — Зачем ты это делаешь? Это сигнал, что чай окончен.

Он встал и вытащил перчатки.

— Вовсе нет. Ты еще будешь в городе в субботу вечером? — Она села на скамейку у рояля и уперлась локтем в клавиатуру. — Елизавету поет Неккер. Уговори доктора Арчи пойти. Все, что она поет, стоит послушать.

— Но она так сдает. В последний раз, когда я ее слышал, у нее вообще не было голоса. Она плохая вокалистка!

Тея оборвала его:

— Она великая артистка, в голосе или нет, и единственная здесь. Если хочешь большой голос, можешь взять мою вчерашнюю Ортруду — достаточно большой и достаточно вульгарный.

Фред рассмеялся и отвернулся, на этот раз решительно.

— Она мне не нужна! — энергично запротестовал он. — Я только хотел тебя расшевелить. Неккер очень неплохо поет Елизавету. Твоя Венера меня тоже вполне устраивает.

— Это прекрасная партия, и ее часто поют отвратительно. Ее, конечно, ужасно трудно петь.

Оттенбург склонился над протянутой ему рукой.

— Для незваного гостя мне очень повезло. Очень мило с твоей стороны, что позволила мне подняться. Если бы ты меня прогнала, я был бы страшно огорчен. Можно?

Он легко притронулся губами к руке Теи и попятился к двери, продолжая улыбаться и обещая приглядывать за Арчи:

— Его вообще нельзя отпускать одного. Один из официантов у «Мартина» вчера за ланчем всучил ему туреньского зайца за семь двадцать пять.

Тея рассмеялась памятным доктору горловым смехом:

— У него был бантик на шее, у этого зайца? Его принесли в золоченой клетке?

— Нет, — вступился за себя Арчи, — его принесли в коричневом соусе, очень неплохом. На вкус он не сильно отличался от любого кролика.

— Наверное, с лотка на Ист-Сайде. — Тея сочувственно посмотрела на старого друга. — Да, присматривай за ним, Фред. Я и не подозревала.

Она сокрушенно покачала головой.

— Можешь на меня рассчитывать!

Их глаза встретились в веселой улыбке, и Фред откланялся.

VII

В субботу вечером доктор Арчи отправился с Фредом Оттенбургом слушать «Тангейзера». В воскресенье днем Тея репетировала, но, поскольку не выступала до среды, пообещала поужинать с Арчи и Оттенбургом в понедельник, если они смогут прийти на ужин пораньше. В понедельник в начале девятого трое друзей вернулись в квартиру Теи и уселись, чтобы спокойно побеседовать часок.

— Жаль, что с нами нет Лэндри, — сказала Тея, — но теперь он каждый вечер выступает в «Вебере и Филдсе». Вам стоит его послушать, доктор Арчи. Он часто поет старые шотландские мелодии, которые вы так любили.

— Почему бы не сходить сегодня? — с надеждой предложил Фред, взглянув на часы. — То есть, если вы хотите. Я могу позвонить и узнать, когда у него выход.

Тея колебалась.

— Нет, пожалуй, не стоит. Я долго гуляла днем и довольно сильно устала. Думаю, смогу сегодня лечь пораньше и выиграть побольше времени. Но не сразу, — добавила она, увидев разочарованный взгляд доктора Арчи. — Я всегда рада послушать Лэндри. У него никогда не было сильного голоса, да и тот, что был, поизносился, но звучит мило, и он поет с таким вкусом.

— Да, верно. Позволишь? — Фред достал портсигар. — Это правда не вредит твоему горлу?

— Если немного, то нет. А вот сигарный дым — да. Бедный доктор Арчи! Вам подойдет одна из этих?

— Я учусь их любить, — заявил доктор, беря сигарету из протянутого Фредом портсигара.

— Я больше никого не знаю во всей стране, кто умеет исполнять такие вещи на уровне Лэндри, — продолжал Фред. — Как лучшие английские исполнители баллад. Он может петь даже шлягеры, если достаточно вдохновится, так сказать.

Тея кивнула.

— Да, я иногда прошу его петь для меня самые глупые песенки. В его исполнении они успокаивают. Это когда я скучаю по дому, доктор Арчи.

— Ты познакомилась с ним в Германии, да, Тея? — спросил доктор Арчи, незаметно отложив сигарету, которая так и не принесла ему отрады. — Когда впервые туда приехала?

— Да. Он был хорошим другом для неопытной девушки. Помогал мне с немецким, с музыкой и с общей подавленностью. Казалось, его больше заботило, как я устроюсь, чем как устроится он сам. У него тоже не было денег. Старуха-тетка одолжила ему немного на учебу… Фред, не возьмешь трубку?

Фред подбежал к телефону и схватил трубку. Жужжание аппарата прекратилось. Тея тем временем продолжала рассказывать доктору Арчи о Лэндри. Попросив собеседника подождать на линии, Фред положил