стал бы свободным человеком.
Я думал об этом, но мне отчего-то казалось, что так я буду дальше от своей семьи. Рабство не признает воображаемых границ. Мне нужны были деньги.
– Мне такое на ум впохаживало, Гек. Но мы ить с вами друзья. Статочное ли дело вас одного бросить.
И я не шутил. Гек еще ребенок.
Гек кивнул.
– А ты знаешь, куда мы направляемся? – спросил парнишка.
– Об том я понятия не имею. Но куда-нито приплывем.
С наступлением темноты мы отправились в путь. Час спустя налетела гроза, река швыряла нас, как игрушку. К югу вспыхивали молнии, но явно приближались к нам.
– Чего делать будем? – спросил я.
– Не знаю.
– При молонье на воде оставаться опасно.
– Смотри! – указал Гек.
Впереди на мели сидел пароход. Он накренился на добрые сорок пять градусов. Гек погреб к пароходу, я же, наоборот, орудовал веслом, как рулем, направляя плот в другую сторону.
– Что ты делаешь, Джим?
– Не надо бы нам туда соваться.
– Еще как надо. Вдруг мы там что найдем? Может, даже сокровища. Золото, серебро, бриллианты и все такое. Может, мы даже найдем лампу с джинном.
– Да ежели у раба вдруг заведется золото, оно сгубит его в два счета, как по-вашему? И едва ли джинн согласится исполнить хоть одно его желание.
– Может быть, там еда, банки с фасолью и прочим. И бекон.
В этом уже был смысл, но я покачал головой.
– Ну а я все равно залезу на борт.
Я сдался, и мы погребли к пароходу. Приблизившись, мы увидели, что пароход не совсем сидит на мели, а привязан к большому дереву. Гек привязал наш плот к кустам на берегу.
Я остановился возле кормы парохода, у неподвижного гребного колеса. Одна сломанная спица смотрела в небо, другая на дальний берег. На корме виднелось название парохода.
– Чего там написано? – спросил я.
– “Вальтер Скотт”, – сказал Гек.
– Интересно, кто енто.
– Как кто, пароход.
– А…
– Ты не полезешь со мною? – спросил Гек.
– Я вас туточки обожду. Посторожу.
– Правильно, – одобрил Гек. – Свистни, если заметишь опасность или если кто-то появится.
Гек взобрался на скользкую палубу, я проводил его взглядом. И нырнул под накренившийся борт, чтобы спастись от дождя.
Из-за ветра мое укрытие толком не укрывало. Я вымок до нитки. Пытался думать, но не получалось. А потом с палубы кубарем скатился Гек и спрыгнул в воду. Его трясло.
– Сматываемся отсюда, – сказал он. – Сматываемся как можно скорее. Бежим.
– Что случилося? В чем дело? – спросил я, когда мы шагали к нашему привязанному плоту.
Но ответить Гек не успел: мы увидели, что плот отвязался и течение отнесло его далеко.
– Наверное, я плохо затянул узел, – сказал Гек. – Прячемся. Нам надо спрятаться.
– Но почему?
– На пароходе шайка грабителей. Они делили добычу, и один из них сказал, что другого придется убить. Я того не видал. И где он, не знаю.
– А ить я говорил, не ходите туда. – Я покачал головой. – Ну да уж теперь ничего не изменишь.
С “Вальтера Скотта” донеслись низкие голоса. Я утянул Гека в кусты. Мы увидели, как мужчины грузят поживу в ялик. Тут накатила большая волна, приподняла “Вальтера Скотта” и с грохотом опустила. Полыхнула молния, нас сотряс гром. Надвигалась гроза.
Мужчины скрылись на пароходе. Я сообразил, что нам надо сматываться. Плот наш унесло. Я посмотрел на Гека и понял, что мы думаем об одном и том же. Прячась за кустами, мы подобрались ближе и бросились к лодке грабителей. Я развязал веревку, течение подхватило нас и стремительно понесло. Вновь накатила большая волна и разбилась о пароход. Грабители выбежали на палубу. Мы их не видели, но слышали крики и ругань. Я приналег на весла – правда, главным образом для того, чтобы мы не перевернулись, но и это стоило мне немалых усилий.
Небо разгладилось, гроза полыхала к северу от нас, раскаты грома были едва слышны. Я направил наш ялик к берегу – не потому, что светало, а потому что я устал. Мы спрятали лодку за деревьями и растянулись на земле. Мы промокли насквозь, но дождя не было.
Едва рассвело, мы принялись изучать поживу грабителей, как окрестил ее Гек. Он был в восторге от пережитого приключения. Я радовался, даже, сказать по правде, завидовал таким чувствам, вдобавок лишенным страха, что тебя повесят или чего похуже.
Выяснилось, что провизия грабителей не интересовала, поскольку еды в их мешках не нашлось. А были там драгоценности, одежда, сигары. И книги. При виде книг я с трудом скрыл восторг. О денежной ценности этих книг я понятия не имел, но ценность интеллектуальная была для меня очевидна с первого взгляда.
Были здесь, среди прочего, Вольтеров “Кандид” и “Трактат о терпимости” и “Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми” Руссо. Все эти книги я видел на полках у судьи Тэтчера и очень хотел прочесть. Была здесь и Библия, и книга о выездке лошадей. И тоненькая брошюрка. Я взял ее в руки, рассмотрел потрепанную, цвета слоновой кости обложку. “Повествование о жизни и приключениях Венчера, уроженца Африки, однако же обитавшего более шестидесяти лет в Соединенных Штатах Америки”. На ощупь мягкая, будто ее брали потными руками. “Изложенное им самим”, читалось на обложке. Изложенное.
– Может быть, драгоценности удастся продать, – сказал Гек.
Я кивнул.
– Зачем ты взял эти книги? – спросил Гек.
– Их приятно держать в руках, – ответил я.
– Вот умора. Разве книга может быть приятной? – Он схватил Руссо, перелистал страницы. – Тут даже картинок нету.
– Мне по нраву их тяга, – добавил я.
Гек смерил меня долгим взглядом.
– Я все-таки не понимаю негров, – произнес он.
В его устах это слово отчего-то звучало дико. Он, наверное, тоже это заметил, поскольку между нами повисло неловкое молчание.
– Может, я по этим книжицам выучуся читать, – сказал я.
– Наверняка для начала найдется что-то получше. – Гек заметил, что Библию я отложил в сторонку. – А эта тебе не нужна? Библия?
Я смутился.
– Нет, – ответил я. – Можно я эти оставлю себе?
– Мне они так уж точно без надобности.
Я спрятал книги в мешок, в котором мы их нашли.
– Ты для меня загадка, Джим, как есть загадка.
– Пожалуй что так, Гек.
– Сначала ты отказываешься ехать в Иллинойс, где можешь стать свободным, потом берешь себе книги, потому что они приятные. Честное слово, не понимаю.
Глава 11
– Очень я обожаю эту историю про джинна, – сказал Гек. – Подумать только, в лампе кто-то живет.
– В лампе?