реке. Вода существенно убыла, но тот берег явно обрел новые очертания. Из-за этого нам было трудно решить, где именно Геку лучше причалить. Мы попробовали угадать, но, когда Гек отплыл, стало ясно, что вряд ли ему удастся причалить сколько-нибудь поблизости от выбранного нами места. Я проводил его взглядом и поплелся обратно в пещеру, к костру.
Впервые в жизни у меня была бумага и чернила. Я не помнил себя от волнения. Я отыскал прямую палочку, заострил с одного конца и сбоку вырезал желобок. Положил на колени бумагу, окунул палочку в чернила и написал алфавит. Печатными буквами, которые видел в книгах, медленно и неуклюже. Потом написал свои первые слова. Я хотел быть уверенным, что они точно мои, а не вычитанные в книгах в библиотеке судьи Тэтчера. Вот что я написал:
Меня зовут Джим. Имя мне еще предстоит выбрать.
В религиозных проповедях моих белых поработителей я жертва проклятия Хама. Белые так называемые хозяева нипочем не признают собственной жадности и жестокости, но обращаются к тому лживому доминиканцу[3] за религиозными оправданиями. Но я не допущу, чтобы меня обусловило это обстоятельство. Я не допущу, чтобы мой разум и меня самого заглушили страх и гнев. Разумеется, я буду гневаться. Однако меня интересует, имеют ли эти знаки, которые я вывожу на бумаге, хоть какой-нибудь смысл. И если имеют, значит, жизнь тоже имеет смысл и смысл имею я сам.
Глава 8
Я был немало доволен тем, что отправил Гекльберри в экспедицию на другой берег. Радость моя оттого, что удалось его выпроводить, объяснялась тремя вещами. Если затея провалится и Гека раскроют, то, скорее всего, его обвинят в том, что он помог мне бежать, а значит, и не подумают, что я сам пустился в бега. Еще с меня, вероятно, снимут подозрения в убийстве или похищении Гека: то и другое карается пыткой и смертью. И, наконец, если Гек останется незамеченным и сумеет вернуться на остров, он доставит мне столь желанные и необходимые известия о состоянии моего семейства.
Я с восторгом смотрел, как он, напрягая все силы своего детского тельца, гребет против течения. Когда Гек высадился на берег, утренний туман почти рассеялся. Гек привязал лодку к дереву – я видел его с трудом – и прикрыл ветками. Вскарабкался в своем платье по косогору и исчез. А я вернулся в пещеру, поел сушеной рыбы и задремал, уже без сновидений.
Я по опыту знал, что змеиный укус едва ли меня убьет. Меня главным образом беспокоило место укуса – рана, не яд. Две дырочки затянулись, отека не наблюдалось. От облегчения я спал спокойно. Меня немного тревожило, что я столько сплю, но мне становилось все лучше и лучше. Каждый раз, пробуждаясь, я чувствовал прилив сил. Я настолько окреп, что мной овладело нетерпение. Я собирал хворост, поддерживал костер. Снял с перемета сомов, часть съел, часть повесил коптиться над дымом. Я решил, что на время спрячусь в глуши, с Геком или без Гека. На второй день я разнервничался, насторожился. Притащил еще веток, чтобы скрыть вход в пещеру, и оборудовал себе место для наблюдения за происходящим. Я, правда, и сам не знал, как поступлю, если кого-то замечу. Каноэ забрал парнишка, и я несколько часов подряд связывал ветки в подобие плота. Настоящий-то плот мастерят подле воды, но так рисковать я не мог.
Я подумывал рассказать Гекльберри, что тот покойник, которого я видел в плавучем доме, был его папаша. Наверное, если бы Гек об этом узнал, то снова мог бы жить, ничего не боясь, в доме у мисс Уотсон. По правде сказать, я сам не знал, почему умолчал об этом. Наверное, я решил, что, как бы Гек ни боялся отца, как бы ни ненавидел, узнай он, что тот мертв, наверняка огорчился бы. Я эгоистично предположил, что горе Гека непременно скажется и на мне, и даже на миг устыдился этой своей мысли. Но ведь я уже несколько дней скрывал от него правду: вполне возможно, что Гек на меня рассердится. И тогда выдаст меня, и меня поймают.
На третий день в сумерках я заметил столб дыма на другом краю острова. Это зрелище меня встревожило. Возможно, то были охотники или рыбаки, хотя вряд ли на острове водится какая-то дичь. Правда, я видел диких свиней, но их полно и на том берегу. Лично я видел лишь птиц, змей, белок и кроликов. Я напрягся и стал думать, куда мне бежать, если я кого-то увижу – или, точнее, если увидят меня. Тут я услышал, как сухая листва хрустит под чьими-то ногами, и едва не бросился туда, куда и рассчитывал, как вдруг услышал за деревьями голос Гека.
– Джим, – окликнул он, правда, не очень громко.
– Туточки, – ответил я.
– Нам надо бежать, – произнес Гек.
– Знаю. – Я указал на дым.
– Это я развел там огонь. Мне показалось, за мною гонятся какие-то люди, вот я и устроил костер, чтобы отвлечь их, пока мы уходим.
– Енто вы правильно сообразили, – похвалил я.
– Я привязал каноэ у южного края острова.
– Они точно гналися за вами?
– Они плыли за мной: больше я ничего не знаю. Я так думаю, они преследовали меня. Но я не уверен.
– Тогда, по моему разумению, нам надо бегти. Рисковать мы не могем.
Я собрал наши припасы, а Гек тем временем скинул платье и надел штаны и рубашку. Мне хотелось услышать его рассказ, но приходилось ждать.
Мы пересекли остров посередине, под прикрытием деревьев. Местами еще сохранялся паводок, и мы брели по колено в мутной воде. Я не сомневался, что потом нам придется снимать друг с друга пиявок. Гек со своими короткими ножками высоко задирал колени и шлепал по воде, поднимая брызги. Я рассчитывал, что его шум отпугнет мокасиновых змей. Больше надеялся, чем рассчитывал. Заслышав голоса, разносящиеся по лесу, мы застыли на месте. Еду и скудные наши пожитки мы держали над головой.
– Не бултыхайте вы так.
– И то правда.
– Вы знаете, кто енто?
– Нет, Джим. Я даже не знаю, гонятся ли они за нами.
– Мне вовсе не хочется енто выяснять.
Мы нашли каноэ и столкнули на воду. Нас трясло, потому что мы не сели в лодку, а оставались в воде, чтобы нас не заметили. Вскоре течение унесло нас прочь.
Глава 9
Мы забрались в каноэ и улеглись на дно. Я спросил парнишку,