После еще одного унылого перехода путники оказались возле великолепного экземпляра вида Angelim vermelho[37]. Высота этих деревьев достигает восьмидесяти метров, раскиданные по сельве красавцы высовываются из общего ранжира, словно баскетболисты из уличной толпы. В тот день упрямство Беляева было окончательно растоптано беспощадным кихохо. Перепоручив винтовку и мешок Серебрякову, Экштейн последнюю часть пути тащил Ивана Тимофеевича на закорках, одинаково удивляясь как тому, что у него еще оставались силы, так и легкости ноши. Опустив бормотавшего благодарности Беляева под сенью исполина на землю, он решил, пока Киане готовила отвар Алебуку, а казак с англичанином сооружали навес, попытаться вскарабкаться по могучим ветвям наверх и произвести рекогносцировку.

Несколько раз молодой человек останавливался передохнуть, прижимаясь к стволу и слизывая с коры горьковатую влагу, пока не угнездился на пружинящей вершине гиганта. И вот тут-то осматривавшего привычный ад Экштейна словно кто-то внезапно схватил за горло – впереди по всему горизонту раскинулась едва видная в дождевом тумане серая полоса.

Риарт и Скенони  

– Ботинки, господин министр, – отвечал только что прибывший в Асунсьон из инспекции по приграничным фортам начальник Генерального штаба. – Ботинки – вот моя головная боль. Дело не в их количестве – с этим интендантство потихоньку справляется, – дело в том, что наши крестьяне никак к ним не могут привыкнуть. Со старослужащими еще куда ни шло, однакос призывниками – хоть плачь. Стоит им надетьобувь – беда. Врачам постоянно приходится иметь дело с мозолями и травмами. Доходит до сепсиса. В госпиталях уже полным-полно калек. Ума не приложу, что предпринять в случае мобилизации.

– Пусть маршируют на войну босиком. У меня другая головная боль, генерал!

Главной заботой Риарта было вооружение парагвайской армии.

– Наша авиация из рук вон плоха, – вздыхал министр. – Как можно воевать на старых «Анрио» и «Моран-Солнье»? Подозреваю, проданные нам за звонкую монету истребители найдены где-нибудь в полях под Реймсом после Великой войны, их просто подлатали на скорую руку. «Консолидейтед-Флит 2» совершенно не годны для боевых действий – это учебные бипланы. Нескольких бомбардировщиков «Потез» недостаточно даже для того, чтобы разогнать боливийских кавалеристов – я уже не говорю о более серьезных операциях. А артиллерия! Двадцать четыре миномета – все, что мы можем себе позволить вместо полевых орудий.

Скенони знал, чем можно хоть немного утешить Риарта:

– В сельве удобнее переносить в разобранном виде систему Стокса – Брандта[38], чем таскать за собой полевые орудия. Тем более у минометов впечатляющий калибр – восемьдесят один миллиметр.

– Все это артиллерия для бедных, – отмахнулся тот. – Боюсь, приобретение канонерок выметет оставшиеся деньги из Центрального банка. Может быть, стоило закупить у итальянцев не корабли, а все те же полевые пушки?

– У нас имеются восемь горных орудий Шнейдера, которые довольно хорошо показали себя на последних учениях, и двадцать четыре семидесятипятимиллиметровки, – ответил Скенони. – Их тоже можно транспортировать в условиях бездорожья.

– И этого достаточно? – с горькой усмешкой поинтересовался Риарт.

– Для боевых действий в сельве вряд ли потребуются крупнокалиберные орудия, – рассудил Скенони. – Предпочтение отдается тому, что можно перевозить на мулах. Пулеметы, те же изделия Стокса – Брандта. Такое оружие у нас есть, включая датские ручные «Мадсены» в количестве двухсот штук. Но вот если боливийцы прорвутся к реке Парагвай – без оснащенных артиллерией и бронированных кораблей не обойтись.

– Задача в том, чтобы не дать им прорваться, – напомнил министр.

– Здесь, господин министр, все зависит от двух условий: отношения к нам проживающих в Чако индейцев и контроля над водоемом в центре сельвы.

– Кстати, о доне Хуане, – оживился Риарт.

– Мои разведчики проводили его от форта до ручья Вернео, и это – граница наших представлений о лесах Центрального Бореаля, – сказал Скенони.

– Покажите место на карте.

Начальник Генштаба показал. От краев одной из самых важных, самых охраняемых в ведомстве Риарта государственных тайн густо тянулись к рубежу, на котором сержант Эскадо попрощался с участниками экспедиции, переплетенные ниточки уже разведанных троп, рек и ручьев. По просьбе министра рубеж был отмечен красным карандашом. Далее по-прежнему простиралось белое пятно.

Галиндо и Оливейра

– Парни, проживающие на авенида Арс, не дают мне вздохнуть, – жаловался дону Серхио глава хунты. – Какого черта вы впрягли в это столь щекотливое предприятие немцев?

– После войны в Европе их репутация густо замазана черной краской. Я подумал, еще один темный штришок будет незаметен, – откликнулся полковник.

Галиндо был слишком расстроен для шутки.

– Гринго ясно дали понять – Германию они не потерпят. И так помимо бошей возле кормушки толчется немало любителей вкусненького. К тому же вряд ли в ближайшие сорок – пятьдесят лет заседающие в Берлине демократы всерьез заинтересуются парагвайской границей. Зачем тогда было втягивать в наши дела Кундта? Кстати, о человеке главнокомандующего, некоем Рёме – вы когда-нибудь интересовались его биографией?

– Интересоваться биографиями – моя специальность, господин президент.

– Эрнст Рём – пьяница, авантюрист и преступник.

– Вот поэтому он нас и заинтересовал, – невозмутимо парировал Оливейра.

– Германия слишком раздавлена, чтобы играть на нашей доске, – наседал Галиндо.

– У меня на этот счет несколько иное мнение, – тихо, но отчетливо произнес ценитель экзотических птиц. – Смею утверждать: Германия – страна со многими неизвестными. В любой момент там все может перевернуться. И тогда у Боливии, которая вовремя оценила шансы, появится мощный союзник.

– Что вы имеете в виду?

– Только то, что нам нельзя упускать ни малейшей возможности хорошо заработать.

– Под словом «нам» вы имеете в виду страну? – зачем-то переспросил взбешенный наглостью опасного интригана, попирающего своими сапогами ковер президентского кабинета, Галиндо. И тотчас пожалел о сказанном. Унижение последовало незамедлительно: полковник Оливейра мог позволить себе поставить человека, обязанного ему слишком многим, на место.

– И страну тоже, господин президент, – мягко уточнил он.

Стремление действовать  

Взорам Рамона и его незадачливого товарища открылась та самая поляна. Все оставалось на местах – брошенные фонарики, батарейки, брезент: дикари, если они и побывали здесь, ничего не взяли.

В хижину команданте не заглядывал: зрелище убитого им человека явно не подняло бы ему настроения. Однако Аухейро, натянутые струны нервов которого лопнули, заранее содрогаясь, все же не мог не навестить товарища. И, зайдя в хижину, замер. Пока они с команданте бродили по местным лесам, Родригеса навестили рыжие муравьи –