Дело Миллара против Тейлора могло остаться еще одним примером того, как регулирование английской книжной торговли образца XVII века с успехом применялось в XVIII веке – спустя столько лет после предполагаемого появления авторских прав в Статуте королевы Анны. Оно стало значимым только в ретроспективе, создав препятствие, которое вскоре попытался преодолеть другой шотландский печатник.

В середине XVIII века Александр Дональдсон открыл типографию в тени Эдинбургского замка и опубликовал множество книг по философии и медицине шотландских авторов, включая Дэвида Юма, а также легальное шотландское издание «Времен года» Томсона[179]. Мы можем обоснованно предположить, что большая часть его дохода поступала прямо или косвенно от продажи этих книг в английских провинциях, где большинство из них были, по мнению местных печатников, незаконными. В 1763 году Дональдсон решил принять этот вызов своей чести и своему бизнесу (он, безусловно, не считал себя мошенником) и отправился в Лондон, как и Миллар до него. Он также открыл книжный магазин в Стрэнде и выставил свои шотландские издания в витрине словно красные флаги для быков лондонского картеля.

Пятнадцать столпов лондонской торговли объединились, чтобы подать в суд на выскочку-шотландца за пиратство их копий, и они выбрали в качестве тарана «Времена года» Джеймса Томсона по той простой причине, что только что Королевская скамья объявила его законно принадлежащим Эндрю Миллару на все времена.

Дональдсон ждал этого иска. У него был план.

Бекет, книготорговец, представлявший картель в деле против Дональдсона, подал иск в Канцлерский суд, и в 1772 году лорд-канцлер, как и ожидалось, вынес решение в пользу истца, следуя решению Мэнсфилда в более раннем деле по той же книге, Миллар против Тейлора. Но Дональдсон был шотландцем и печатал свои «пиратские» книги в Эдинбурге. Это давало ему право обжаловать решение Лондона в Сессионном суде своего родного города. Как он и предвидел, шотландский суд не был впечатлен претензиями лондонских книготорговцев и вынес решение в пользу Дональдсона. Понимание правовых соглашений между Шотландией и Англией в XVIII веке, по выражению Сёдзи Ямады, «подобно попытке схватить облако»[180], но какими бы неясными они ни были, законы позволили Дональдсону использовать свою шотландскую юридическую победу, чтобы подать апелляцию в Палату лордов против решения Канцлерского суда. Таков был его план с самого начала: добиться разъяснения прав на копии в тогдашнем Верховном суде Соединенного Королевства.

Все члены Палаты лордов были наследственными пэрами королевства. По определению они были владельцами земли (хотя часть ее была заложена по полной). Некоторые были образованными, даже учеными людьми; некоторые отслужили государству в армии или на правительственном посту; другие проводили свое время на охоте, рыбалке и игре в карты. У некоторых также были коммерческие интересы в промышленности и торговле. Не исключено, что некоторые из них даже владели долями в типографиях. Всего их было несколько сотен, и при рассмотрении дел все они становились судьями – весьма странный состав для суда.

Когда их призывали решить дело, они обращались к 12 лордам-юристам – бывшим судьями и магистратам, которые готовили юридические рекомендации. В случае с апелляцией Дональдсона в 1774 году коллегия лордов-юристов свела вопросы апеллирующего к пяти вопросам. На современном языке они звучат так:

1. Имеет ли, согласно общему праву, автор исключительное право первой печати своего произведения?

2. Если ответ на первый вопрос – да, то аннулирует ли факт печати и публикации произведения такие права, которые автор имеет в соответствии с общим правом?

3. Если хотя бы один ответ на два предыдущих вопроса – положительный, то отменяет ли Статут королевы Анны эти права, проистекающие из общего права?

4. Имеют ли, согласно общему праву, автор и его правопреемники (то есть любой покупатель его или ее произведения) исключительное право печатать и публиковать произведение вечно?

5. Если ответ на четвертый вопрос – да, то ограничивает ли Статут королевы Анны это право?

Все пять пунктов – разные способы задать один и тот же вопрос: предоставляет ли общее право издателям бессрочное авторское право или Статут королевы Анны означает то, что он говорит, – что права на произведения имеют ограниченный срок, после которого литературные произведения принадлежат всем и никому? Только 11 из 12 лордов ответили на вопросы. До сих пор неясно, почему не голосовал лорд Мэнсфилд, решавший дело Миллара против Тейлора. Его воздержание, по крайней мере, гарантировало, что не будет ничьей.

Результат был таким: по первому и второму вопросу трое судей были за позицию Дональдсона, а восемь – за позицию Бекета. По третьему вопросу пять судей за Дональдсона, шесть за Бекета. По четвертому – четверо за Дональдсона, семеро за Бекета. По последнему вопросу – пять за Дональдсона, шесть за Бекета.

Казалось, это решило проблему и оставило произведения в форме печатных книг в руках The Stationers’ Company, где они веками и пребывали. Но голоса этой группы лордов-законодателей не были окончательными: это все было лишь экспертной рекомендацией для голосования в весьма разношерстной Палате лордов.

Дебаты в Палате собрали большую и знатную аудиторию на зрительской галерее. Среди зрителей были философ Эдмунд Берк[181], драматург Оливер Голдсмит[182] и Джеймс Босуэлл, биограф Сэмюэля Джонсона; но скорее всего писателей и философов превосходили числом светские львицы и их кавалеры, хотевшие стать частью исторического события.

После того, как рекомендации лордов-юристов были зачитаны, было произнесено много речей, и, наконец, вопрос был поставлен на голосование. Результат оказался таким, на который надеялся Дональдсон, но причины такого голосования и сам процесс остаются окутанными тайной. Несмотря на отрицательные рекомендации лордов, собравшиеся пэры вынесли решение в пользу шотландского предпринимателя. Они отменили решение Канцелярии и тем самым перевернули английскую книжную торговлю с ног на голову. Возможно, разделяемая ими зачаточная идея общественных интересов побудила их пересилить коммерческие интересы могущественного лобби. Это был редкий случай – пэры пошли и против юридической экспертизы, и против интересов коммерческих кругов. На улицах Эдинбурга зажгли костры в честь победы своего местного героя. А в Лондоне книготорговцы, которые думали, что владеют Шекспиром, Мильтоном и Драйденом, могли бы с таким же успехом сжечь свои купчие бумаги.

Не теоретическое присвоение прав авторам в 1710 году породило авторское право, а принятое самым непрозрачным образом решение, ограничившее права книготорговцев и вернувшее произведения в общественное достояние по истечении срока защиты, определенного Статутом королевы Анны. Рискованное предприятие, затеянное Дональдсоном, достигло своей цели – к большой выгоде его типографии