Зевс непонимающе хмурится, а после, когда я веду губами вниз, по груди, прикусывая по пути соски мягко, аккуратно, шумно вздыхает. Его широченная волосатая грудь поднимается и опускается, а руки… Перестают меня поддерживать.

Падают вниз.

Зевс стоит передо мной, опустив голову, чтоб лучше видеть, что я там собираюсь делать.

И лишь тяжелое дыхание выдает его волнение.

А я, пересчитав губами все кубики на его животе, опускаюсь на колени.

И кротко поднимаю взгляд, чтоб посмотреть на него снизу.

Зевс напряженно изучает мое лицо, ругается несдержанно. Его эта картина безумно заводит.

И меня. Меня дико заводит!

Открываю рот, пробуя на вкус. Его. И себя.

И не сдерживаю стона, потому что это… о-о-о… Это нечто!

Зевс ругается, упирается одной рукой в стекло, а вторую кладет мне на затылок, сходу задавая нужный темп.

И на этом моя инициатива полностью завершена.

Я просто ничего не могу сделать, ничем не могу управлять. Только рот шире раскрывать и стараться не давиться. Хотя… Эти звуки ему тоже нравятся, судя по всему.

Сама поза, полностью подчиненная, животная, мне нравится. хотя раньше я к такому виду секса была равнодушна. Наверно, просто не те мужики были.

Перед ними не хотелось извиняться.

— Воробушек… — хрипит Зевс и держит меня жестко, прихватывает за волосы на затылке, чтоб не дернулась.

Не дергаюсь, позволяя ему все.

Слезы текут по щекам.

Я извиняюсь, мой Зевс. Я правда думала, что так будет лучше.

После, лежа в огромной кровати и глядя на туманный весенний город, я ловлю губами пальцы моего мужчины, которыми он гладит меня по лицу, словно пытаясь нащупать какие-то последствия произошедшего.

— Ты как, Воробушек? — его голос виноватый, — я не сдержался, прости… Когда ты снизу вот так посмотрела… У меня колокольню вынесло, к херам. Нельзя так смотреть на мужика, Воробушек. Он от такого в зверя превращается.

— Мне понравился твой зверь… — мурлычу я, потираясь носом о его волосатую грудь, — приглашай его почаще…

— Опасные вещи сейчас говоришь… Очень опасные…

— Покажешь, насколько?

— Обязательно. И не раз.

Нас прерывает стук в дверь. Деликатный очень.

— Это кто еще? — хмурюсь я, чуть приподнявшись на локте.

— Это кольцо привезли.

— Какое еще кольцо?

Зевс садится на кровати, ищет халат, чтоб накинуть, встает.

И все это молча.

— Постой! — волнуюсь я, — какое кольцо еще?

— У тебя после падения с памятью беда прямо, Воробушек, — качает головой Зевс, — я тебе программу озвучивал.

— Но я думала…

— Не думай. Этого в программе не было.

45. Мы не торопимся

— А ты что? — Василиса, уложив сытую Алису в люльку и поправив одежду на груди, садится напротив меня. Взгляд у нее заинтересованно-недоверчивый, словно я про укрощение зверя дикого сейчас рассказываю, а не про то, как ее отец предложение мне делал. Естественно, в очень смягченном варианте рассказываю, без всяких подробностей… Интимных. Очень-очень интимных. И, так как само предложение, собственно, из этих подробностей и состоит, то рассказ, лишенных их, получается скомканным и неполным.

Вася чувствует эту неполноту и пытается всячески из меня вытащить дополнительную информацию.

Но я не до такой степени сошла с ума, чтоб делиться с дочерью своего новоиспеченного (ма-а-амочки!) мужа чем-то подобным.

Потому просто пожимаю плечами.

— Ну, в целом, все…

— То есть? — хмурится Вася.

— Ну… Я согласилась.

Наступает пауза.

Вася смотрит на меня, явно ожидая продолжения.

Я смотрю на Васю, очень сильно ожидая окончания экзекуции под названием “женские секретики”.

Вот чего у меня, воспитанной папой, никогда не получалось, так это секретничать по-женски.

Мы сидим в нашем доме в Карелии, куда Вася с Алисой приехали погостить, пока ее мужчины и мой муж (ох-х-х… не верится до сих пор!) решают какие-то вопросы в Питере.

Здесь с нами мама Виталика и взвод охраны, качественно усиленный еще и людьми Камня и Лиса.

Все они очень серьезные, деловые и взгляды от ступней — до горизонта, как в охране президента, ей-богу.

Мне кажется, дикий перебор, но тут Виталия не переубедить. И Васины мужчины в этом вопросе с ним в кои-то веки солидарны.

Так что мы время проводим хорошо, но несколько однообразно: едим, гуляем, плаваем, опять едим, гуляем, плаваем…

Не знаю, как кому, а я довольна до безобразия.

Еще бы от разговоров этих отбиться…

— Так, — не выдерживает Вася, — погоди… Все? Больше ничего?

— Ничего, о чем стоило бы говорить…

И о чем можно говорить.

— Ну, блин, папа… — вздыхает Вася, поняв, что реально рассказ завершен, — бирюк. Как еще к батарее тебя не привязал до росписи.

Ну…

Были попытки.

И мне даже понравилось.

Правда, не к батарее, а к спинке кровати.

Невольно улыбаюсь и отворачиваюсь, чтоб Вася не спалила мое глупое-преглупое выражение лица.

А другого не находится у меня, особенно, когда вспоминаю события, последовавшие непосредственно за предложением.

Вот сколько времени прошло, а все еще стыдно. Но очень горячо!

Мой бог грома и молний, и без того безумно властный и доминирующий, той ночью офигенно на мне оторвался.

Его взгляд, рычание звериное, несдержанное, жесткие движения… Боже, я на следующий день едва ноги свела!

Проснулась утром от того, что все тело ломит сладкой-сладкой болью… А на пальце — кольцо с камнем таких размеров, что весу мне добавило с килограмм, клянусь!

Когда успел надеть?

Да еще и размер подобрал так, что снять можно, но проблематично.

— Ты знаешь, что размер пальца может меняться в зависимости от цикла женщины? — изучая кольцо, спросила я у довольного собой Зевса, молча наблюдающего за произведенным эффектом.

— Ничего, на этот случай у меня есть еще три.

— Запасливый…

— Предусмотрительный.

Я даже не нашлась, что ответить.

Вроде бы, и неправильно это все. Настолько зависеть от мужчины, позволять ему так командовать собой… Папа бы не одобрил.

А с другой…

Я безумно устала за этот год.

Устала быть одна, ощущать за спиной, вместо молчаливой постоянной поддержки папы, пустоту.

Я словно на ниточке повисла, тонкой-тонкой. И качало меня ветром из стороны в сторону. И ждала я… чего-то. Неизвестно, чего.

Верней, вроде как известно, горизонт планирования был близок. И в то же время, он ведь был временным. Я осознавала, что все закончится когда-то. И, скорее всего, закончится не особо хорошо для меня. Не до такой степени же наивная. Как только стану не нужна, меня оставят в покое.

На расправу волкам отдадут. И уж те позаботятся, чтоб я больше никому ничего не сказала…

И надо же, я смирилась с этим будущим.

Не сопротивлялась ему, спокойно