Потом в душ схожу.

Зачем-то разглаживаю на себе нежное кружево белья. Тоже новое. Специально вчера заказала в гостиницу, пользуясь щедростью моего спонсора — заказчика процесса над Крысицким. Мне хотелось сегодня, в суде, выглядеть уверенно. А что может придать большей уверенности женщине, чем гармоничная стильная одежда и красивое белье под ней? Вот-вот…

За дверью слышится шумный выдох.

Терпение моего Зевса явно на исходе.

Накидываю на белье белый огромный халат и выхожу.

— Ты как? — Зевс атакует меня прямо с порога, не позволяя и шагу от ванной сделать. Отступаю спиной к окну.

— Хорошо… — выдыхаю, запрокидывая голову.

Сейчас, без каблуков, я вообще мелкая по сравнению с ним.

И как-то ситуация сама остро напоминает ту, первую нашу встречу, когда чересчур усердные подчиненные приволокли меня в его дом в чем мама родила.

Мы опять очень близко, опять смотрим друг на друга…

И у меня халат соскальзывает с плеч.

Опять!

Это не специально! Вообще нет! Просто халат огромный, я — худая, и плохо завязала пояс! Вот он и развязался! И халат под собственной тяжестью свалился!

Я не планировала!

Оно само!

Клянусь!

Зевс, который именно в этот момент намеревается что-то сказать и даже рот открывает, так и застывает, ничего не выдав.

И взгляд его из тревожного становится хищным.

Внимательным таким.

— Ой… — я не нахожу ничего лучше, чем попытаться прикрыть себя. Ладонями. Потому что белье красивое. Очень. И развратное до безумия.

Не надо спрашивать, почему я выбрала именно его вчера.

Не планировала.

Просто… Просто вот так.

Закрыться полностью мне не дают.

Зевс кладет ручищи на мои ладони и легко отводит их в стороны. Сам при этом медленно и тягуче осматривает меня с ног до головы. Ноздри его раздуваются, взгляд мутнеет.

— Знаешь… — задумчиво говорит он, — я думал, что того, первого самого стриптиза в твоем исполнении мне по гроб жизни не забыть… Но… Наверно, он даже на второй план отойдет теперь. После этого.

— Понимаешь… — пытаюсь я внести ясность в ситуацию, — я совсем не…

— У меня вопрос только один… — Зевс меня не слышит, продолжая удерживать за руки, чтоб не закрылась снова, и рассматривая крайне интенсивно, так, что кожа гореть начинает, — верней, вопросов-то масса… Но сейчас конкретно — один.

Он берет паузу, видимо, чтоб этот самый вопрос в голове сформулировать…

Я покорно жду, чувствуя, как тяжелей дышать становится, и как грудь начинает ныть. Требовательно. Натягивая тонкое кружево в районе сосков.

Стыдно. Очень стыдно.

Но остановить реакцию организма я сейчас не способна.

— Для кого ты так наряжалась? А? Для Веретена?

— Не… Понимаю…

Я реально не понимаю. О чем он? Какое веретено еще?

— Вот как? Не в курсе, как того урода зовут, который твою легенду проплатил?

— Эм-м-м…

— Ладно, — Зевсу, видимо, на мои попытки объясниться сейчас пофиг, — потом расскажешь. После того, как я с тебя эти тряпки сниму.

— Но…

— Или нет…

Боже, что за непостоянство-то? Не характерное для Зевса! Он же всегда очень конкретен…

— Сначала я тебя выебу в тряпках. Потом — без. Потом мы поедим. Распишемся. И после ты мне все подробно расскажешь.

А нет, все нормально с ним.

Никакого разброда и шатания. Все очень конкретно…

Так, стоп! Один из этапов не поняла слегка!

Я открываю рот, чтоб прояснить ситуацию, но Зевс решает, что это — удобный повод, чтоб мне его закрыть.

И, конечно же, им пользуется.

43. Большой. Не отпускает

Меня не отпускает.

Пока везу Воробушка в квартиру.

Поднимаюсь с ней на лифте.

Проверяю, насколько она пострадала и нужен ли ей все же врач.

Слушаю ее возражения.

Отправляю в ванную.

Смотрю на закрытую дверь, сдерживая нереальное, практически непреодолимое желание открыть ее и зайти.

Сгрести в охапку свою женщину, которую умудрился уже в который раз в самый последний момент спасти, вытащить, закрыть собой.

Сгрести и не отпускать. Никогда. Никуда.

Когда-то давно, очень-очень давно, в другой жизни, я именно так и поступил с Ларой. Мамой моей Василисы.

Это было что-то до такой степени мое, что странным казалась сама мысль отпустить. Странным и диким.

Она же моя.

Как это — отпустить?

Не-е-е…

Ослепленный и дурной, привыкший всего добиваться силой и нахрапом, и, самое главное, что именно так у меня все получалось, а потому и смысла менять систему не было, я не желал никого и ничего слушать.

И только спустя годы, нервы, жизнь, которую никак не вернешь, понял, что был не прав.

Понял, принял свои ошибки и… Все равно их снова делаю!

Как дебил, постоянно наступающий на грабли!

Я всегда смеялся над такими уродами, а уж их в моем окружении одно время было охеренно много. Ту же зону взять: как послушаешь, по каким нелепым, дебильным поводам люди за решетку попадают, так и понимаешь, что жизнь вокруг — тупая и простая.

И люди тоже.

А я — не такой.

И тут сюрприз тебе, сука! Такой! Такой!

Потому, хоть все во мне протестует, орет, разрывает на части, буквально принуждая сделать так, как велит инстинкт, который во многих ситуациях выручал куда круче мозга, я все же держусь.

Слишком взгляд у Воробушка был… отчаянный.

Ей нужна была эта пауза. Жизненно необходима. Так же, как мне самому была жизненно необходима сама эта женщина.

Я отступил.

И даже в сторону отошел от двери. Сумел сделать шаг и перевести взгляд с двери на окно.

И вот теперь стою, смотрю на Питер, мокрый, серый с высоты. И все равно какой-то… Правильный, что ли.

Забавно: совсем недавно он меня бесил.

Да что там!

Я ненавидел его!

А сейчас…

Сейчас смотрю и понимаю: он мне помог все же. Он мне сохранил мою женщину. Тут она жила, росла, ходила в школу, в институт. Потом работала тоже тут. Пропитывалась этим неповторимым стилем, который характерен лишь для людей, живущих здесь не один год, и не пять лет.

Я как-то сразу почуял это.

Не сразу понял, не проанализировал, слишком быстро все закрутилось. Но сейчас торкает осознанием. Родная она была там, в Карелии. Сразу родная. Словно для меня ее сохранили и привели в руки.

Я ловлю эти мысли за хвост и старательно их думаю.

Отвлекаюсь.

Потому что, несмотря на кажущуюся безопасность, в которой сейчас находится моя женщина, все равно не отпускает.

Врач ее в любом случае осмотрит, хотя, чисто