Она бросила на меня взгляд, в котором смешались отчаяние и паника, и резко развернулась.

— Она должна быть здесь! — крикнула Джунипер через плечо, перепрыгнула через ступеньки и кинулась за дом.

Да она прикалывается.

— Джун!

Я настиг ее в считаные секунды у той самой увитой розами решетки, из-за которой у меня на руках остались два шрама.

— Нельзя вторгаться к людям в дом.

— А может, она на заднем дворе, — сказала Джунипер и устремилась дальше. — Давай просто посмотрим, пожалуйста. Я должна с ней встретиться. Просто обязана!

Она прямо-таки умоляла, и ее глаза лишали меня воли почище криптонита.

Не день, а дурдом какой-то. Я колебался. Мне было не впервой тайком пробираться на этот задний двор. Кроме того, в это время дня Алли обычно занималась в студии. Студия располагалась у входной двери, так что она услышала бы звонок. А значит, ее точно нет дома, что бы там ни писали в этом проклятом приложении.

— Хорошо, — согласился я. По крайней мере, так мы положим конец этому безумию.

Джунипер заулыбалась.

— Кстати, а как вы с ней познакомились? — спросила она, когда мы обогнули дом и очутились у заднего крыльца, на крыше которого я провел бессчетные часы, любуясь звездами вместе с Алли. — Непохоже, что у вас была одна компания.

— Я оказался в нужном месте в нужное время, — сказал я второй раз за сегодня.

— А почему вы больше не дружите?

Джун заморгала и прикрыла глаза рукой, когда мы шагнули из тени на солнечный задний двор. Ухоженный газон резко заканчивался у обрыва, а к пляжу и пирсу вели деревянные мостки.

— Все… сложно, — тихо ответил я.

Окинув взглядом двор с бассейном и пышным цветущим садом, я обнаружил, что и тут никого нет.

— Ты сделал какую-то глупость? — прищурилась Джун.

В споре, о котором она даже не догадывалась, она приняла сторону Алли. И пошла к лестнице в скале. Мне оставалось лишь следовать за ней.

— Мама говорит, это дядя Гэвин склонен творить глупости, а ты у нас всегда поступаешь правильно.

А вот это больно.

— Проклятие того, кто оказывается в нужном месте в нужное время, заключается в том, что иногда поступить правильно нельзя.

Мы добрались до ступенек. Я развернул бейсболку «Брюинз» козырьком вперед, чтобы закрыться от солнца. Перед нами открылся пляж. Я пробежал взглядом вдоль линии пирса и остановился на фигуре в волнах чуть поодаль.

— Но в этом же нет никакого смысла, — возразила Джунипер.

— Да, знаю.

Я подался вперед, все исчезло, кроме этого силуэта в океане. Фигура скрылась в волнах, и я принялся считать про себя, а между тем Джун читала мне лекцию о тонкостях отношений с девочками.

Когда я досчитал до сорока девяти, фигура всплыла, но тут же снова ушла под воду.

Почему-то сомнений не возникло — это Алли.

И она тонула.

Глава пятая. Алли

Танцвщц6701: Везет же тем, кто может ходить на любые интенсивы.

РайанТнцХ: Просто больше тренируйся.

Тридцать три.

Я опустилась на дно и считала в уме, закрыв глаза под очками для плавания. Руки крепко сжимали гирю. Я бросила ее в воду двадцать минут назад, чтобы было, за что держаться.

Тридцать четыре. Вокруг восхитительно ревел океан, каждая волна достигала крещендо, грозя вынести меня на берег, а потом отступала. Под этот шум мне наконец-то удавалось подумать, просто побыть собой, на время отмахнуться от бесконечных вопросов окружающих, которых интересовало, когда я снова выйду на сцену, как продвигается реабилитация, вернулась ли я уже к балетному станку.

Тридцать пять. Вместо того чтобы лгать, я просто уехала.

Тридцать шесть. Вода заглушала все, кроме биения сердца и прекрасного, болезненного желания вздохнуть, которое напоминало, что я все еще жива. Всякий раз, когда оно вынуждало подниматься на поверхность, я думала не только о том, как ослабели легкие за несколько месяцев без тренировок. Меня раз за разом накрывало осознание: я до сих пор хочу жить.

Тридцать семь. Несколько кошмарных месяцев я в этом сомневалась.

Тридцать восемь. Черт, как холодно. Все-таки стоило надеть гидрокостюм. В это время года вода еще ледяная. Сперва кожу покалывало, но теперь она совсем онемела.

Тридцать девять. Легкие горели. Я была не в форме. Я должна выдержать под водой хотя бы минуту, а то и две, даже наперекор набегающим волнам.

Сорок…

Кто-то схватил меня за талию и потянул, вырвав гирю из рук. Ужас охватил меня. Мой крик вырвался изо рта стаей пузырьков, и я распахнула глаза, ожидая увидеть акулу…

Меня стремительно тянуло вверх сквозь трехметровую толщу воды, отделявшую песчаное дно от солнца. Мне хотелось дать отпор неведомой силе — меня обхватили чьи-то руки, спиной я упиралась в чью-то грудь. Легкие отчаянно нуждались в воздухе, который я опрометчиво выпустила, но эти руки не ослабляли хватку.

Мы вынырнули рядом с пирсом. Хватая ртом воздух, я уперлась ногами в живот незнакомца и оттолкнулась, вырвавшись из цепких рук.

— Вы что творите? — крикнула я, отплыв и развернувшись.

— Тебя спасаю! — крикнул мужчина.

Я встретилась взглядом с глазами цвета моря. Мы поднялись и опустились на волне.

Сердце дрогнуло.

Хадсон? У меня что, гипоксия, и мне это мерещится?

Голова закружилась. Содержимое желудка всколыхнулось вместе с волнами, и я вдруг перестала понимать, сверху или снизу находится небо, и сердце сбилось с ритма, и я перестала грести… и быстро пошла ко дну.

Вода сомкнулась над головой.

Я испугалась, но забултыхалась и вынырнула. Хадсон протянул мне руку. Я вдохнула, закашлялась и оттолкнула его. Еще не хватало, чтобы Хадсон Эллис решил, будто меня нужно спасать!

— Да не тону я, идиот!

Его глаза вспыхнули. Как же они меня бесят, эти его красивые глаза.

— Точно?

Вот же черт, это и правда он… Песочно-каштановые волосы, прежде спадавшие на глаза, коротко подстрижены на висках и макушке. Но голос остался прежним, и Хадсон все так же хмурился, и по-прежнему был готов нырнуть в океан не раздумывая, чтобы спасти меня. Нет, мне не померещилось.

— Точно ли ты идиот? Абсолютно. И я вполне уверена, что не тону.

Время превратило знакомого мне миловидного мальчика во взрослого мужчину, которого я совсем не знала, — красавчика с волевым квадратным подбородком, пухлыми губами, которые мне так и не довелось поцеловать, и глазами, которые снились мне почти десять лет. И хотя от нашей дружбы остались лишь мелкие осколки, мое бестолковое сердце все равно застучало