под глазами. 
— Мы, дяди, для этого и нужны. Хочешь поддержки — позвони маме с папой, — отрезал я, пожав плечами.
 Не слишком ли мы с братом разбаловали племяшку с тех пор, как умер Шон, а Кэролайн осталась матерью-одиночкой? Слишком. Жалел ли я? Ни капли. Когда Шон был при смерти, я дал ему слово, что буду остужать пыл гипертревожной Кэролайн. Должно же в жизни Джун остаться хоть немного радости. Я выполню клятву, и точка.
 — Что принес? — Сестра заметила пакеты с продуктами и склонила голову набок.
 Я полез в один из пакетов и вытащил связку бананов.
 — Тебе уже пора.
 — Встретимся в пять, — пообещала Кэролайн. — И спасибо. Правда, Хадсон, без тебя я бы не справилась.
 Могла бы справиться, но она настойчиво отказывалась от помощи, которую неоднократно предлагали мама с папой. Однако свое мнение на этот счет я держал при себе.
 — Не волнуйся, все под контролем.
 Я кивнул на дверь, и Кэролайн вышла, захлопнув ее за собой. Услышав, как машина зашуршала гравием на дорожке, я обернулся к двери в гостиную:
 — Все, можешь выходить.
 — Дядя Хадсон!
 Джунипер вылетела из-за лестницы, вбежала в кухню и бросилась меня обнимать. Взметнулся вихрь длинных каштановых волос, меня обхватили нескладные руки и ноги.
 — Привет, Джу-жу!
 Я легко поймал ее и крепко обнял, но секунду спустя постарался изобразить серьезность и поставил племянницу на ноги:
 — Опять с мамой поругались?
 — Она ограничивает мою свободу самовыражения! — заявила Джун, откинув волосы с лица. — Что у тебя с подбородком?
 Я осторожно дотронулся до места, на которое она указывала.
 — Спасал одного мужика, и он заехал мне локтем.
 Джунипер наморщила веснушчатый носик:
 — Разве так можно?
 — От страха многие творят необъяснимые вещи. Лучше скажи, кто пытает маму Бахом в субботу утром?
 — Это был Стравинский.
 Она приподняла брови и посмотрела на меня точно так же, как несколько минут назад смотрела ее мать. Хотя Джун удочерили, кое-что явно передалось ей от Кэролайн.
 — Это из «Весны священной». Даже если мне нельзя ходить на занятия, смотреть-то балет можно, — заявила она, скрестив руки на груди. — Дурацкие запреты.
 — Она мама и имеет право устанавливать запреты.
 Хотя Джунипер была права. Смысла в запрете Кэролайн заниматься балетом было столько же, сколько в родительских наказаниях для нас с Гэвином в детстве: запрет выходить из дома скрашивало наличие пожарной лестницы за окном нашей комнаты. Однако родителем тут был не я, так что я сменил тему.
 — Ты писала дяде Гэвину?
 Джун присела на барный стул у кухонного острова.
 — Нет. У меня же вроде как нет телефона. — Она сдержала улыбку и изобразила невинный взгляд.
 — Можно подумать, Гэвин не в курсе!
 Я отодвинул бананы и выгрузил из пакетов запрещенку. Учитывая, что Кэролайн постоянно пропадает в кафе, мы решили, что телефон Джунипер необходим. К тому же обычно племянницу подвозил Гэвин, даже если не хотел встречаться со мной или Кэролайн.
 Карие глаза Джунипер загорелись.
 — Печеньки! — Она прижала упаковку к груди. — Ты лучше всех!
 — Угу.
 Я потрепал ее по волосам и убрал оставшиеся снеки в шкафчик, спрятав их за миксером, которым Кэролайн никогда не пользовалась. Поставляя сахар племяннице, я оставался никудышным братом, зато становился офигенным дядей, и меня это устраивало.
 Джунипер разорвала фольгу и отправила в рот половинку клубничного печенья.
 — Дядя Хадсон?
 — А?
 Я бросил сложенные пакеты в стопку на холодильнике, прислонился к кухонному шкафу цвета медового дуба и приготовился обороняться.
 — Ты мне поможешь, если я найду способ переубедить маму и разрешить мне заниматься балетом?
 Джун отломила крохотный кусочек второго печенья. Она явно что-то задумала.
 — Нет, — покачал головой я.
 Она нахмурилась:
 — Но если бы способ нашелся, ты бы мне помог? До начала учебного года меньше двух недель.
 — Если это положит конец бесконечным спорам, я за. Если можно заставить маму передумать, я помогу.
 Легко обещать, зная, что ничего не выйдет. Кэролайн скорее разрешит Джунипер набить татуировку, чем запишет ее в балетную школу.
 — Поклянись на мизинчиках!
 Она протянула мне руку, выставив мизинец. Мы переплели мизинцы, исполнив священный ритуал.
 — Клянусь.
 Она улыбнулась, и на ее левой щеке появилась ямочка. По спине пробежал холодок.
 — Понимаешь… — Джун отправила в рот крохотный кусочек печенья и принялась жевать. — По-моему, она не балет ненавидит, а балерин.
 — Логично, — кивнул я.
 — Потому что всю жизнь обслуживает в кафе богатеньких туристов.
 Она проглотила еще один глазированный кусочек.
 — Вроде того.
 Я повернулся к холодильнику и достал кувшин с апельсиновым соком.
 — А ты не думала пойти на чечетку? Или джазовые танцы?
 — Зато ты не ненавидишь балерин, — перебила она, проигнорировав мою попытку сменить тему.
 Я налил нам по стакану сока и убрал кувшин.
 — Все так.
 Сердце пронзила боль. Наверняка можно было как-то избежать этого разговора. Я залпом выпил полстакана, будто сок мог смыть воспоминания, неотступно преследующие меня с возвращения в Хэйвен-Коув.
 — Потому что любил балерину, — прошептала Джун.
 Желудок сжался, и я чуть не выплюнул содержимое стакана обратно. Я с трудом проглотил сок, чтобы не забрызгать кухню.
 — Что, прости?
 Стакан звякнул о стол.
 — Ты любил Алессандру Руссо, — заявила Джун. Она бросалась словом «любовь», как камушками в море. Сам я подростком ни за что не осмелился бы произнести это слово вслух. — Ну или она тебе сильно нравилась.
 Какого черта? Я опешил. Из-за десятилетней племянницы я потерял дар речи. Откуда она… Кэролайн не знала: она бы всех на уши поставила. Даже мама с папой не догадывались. Только Гэвин знал, как я проводил лето те два года подряд.
 Я его прибью.
 — А значит, она не была ни избалованной, ни претенциозной, — продолжила Джун, раздувая ноздри, словно почуяла запах победы.
 Вообще-то, Алли как раз была избалованной и претенциозной, но одновременно и не была. В ней сходились противоречия: эгоцентричная, но самоотверженная по отношению к сестрам, избалованная, но добрая, целеустремленная, но сомневающаяся, открытая книга эмоций на сцене и неразрешимая головоломка за ее пределами.
 По крайней мере, такой она была в семнадцать лет.
 — И даже если вы с ней просто дружили, вряд ли она была злюкой, — продолжила Джун, сложив руки на коленях. — А это значит, если бы мама встретилась и поговорила с ней, она бы увидела, что и я могу стать такой же.
 Она задумчиво вздохнула и устремила на меня большие карие глаза, словно прицеливаясь:
 — Ты когда-нибудь видел, как она танцует? Она такая красивая и грациозная. Одна из самых молодых ведущих балерин в истории труппы. Она… безупречна.
 Это правда. Алли была создана для сцены. Для сцены ее и растили.