послышалось?
Спасибо, обойдусь как-нибудь без его заботы.
— Я помню, как ее зовут. Кэролайн и Шон удочерили ее в тот год, когда я была здесь в последний раз.
Вряд ли сестра Хадсона знала о нашей с ним дружбе. А если бы и знала, все равно ни за что не подпустила бы меня к своему ребенку. Я оглянулась и увидела, что он смотрит на мою лодыжку, на белесый шрам в обрамлении двух розовых. Отвернувшись, двинулась дальше:
— Со мной все в порядке.
— Ахиллово сухожилие? Опять?
— Опять? — Я резко остановилась и обернулась. Мокрые волосы, собранные в хвост, ударили меня по плечу. — Значит, ты знал? — Старый шрам на сердце разошелся. Незажившая рана отозвалась новой жгучей болью. — Ты знал, что я порвала его в аварии? И про аварию знал?
Все мои худшие опасения и безобразные мысли вернулись. Он знал. Он, черт возьми, знал, но все равно пропал.
— Все это время где-то в глубине души меня мучил вопрос, не злишься ли ты на меня за то, что я тогда так и не пришла. Думала, ты поэтому уехал на сборы, не сказав ни слова. А ты, оказывается, знал, что со мной случилось?
Он поджал губы, словно признавая вину. Сквозь боль я попыталась отыскать в себе хоть какие-то эмоции, кроме гнева, но осталась лишь давно забытое, неприятное чувство, на которое сейчас у меня не было сил.
— Лучше бы я не знала.
— Алли… — Он поморщился. — То есть Алессандра… черт, я не могу тебя так называть.
Да как он смеет выглядеть таким подавленным?
— Не смотри на меня так, — сказала я, указывая на его раздражающе красивое лицо, и чуть не выронила полотенце. Он-то похорошел с возрастом, а вот мое тело меня предало. Мне нет и тридцати, а я уже разваливаюсь на части. — Ты не имеешь права выглядеть таким… несчастным. Ты же сам меня бросил. Знаешь, сколько раз я тебе писала? Сколько раз звонила из больничной палаты?
Он побледнел:
— Никаких слов не хватит, чтобы выразить, как мне жаль сейчас и как я сожалел тогда. И я понимаю, что извинений недостаточно.
Те самые слова, которых я так долго ждала. Но теперь они не имели значения.
— Ты прав. Их недостаточно. Мне не нужны извинения, — сказала я и вцепилась в шершавые перила. — Я хочу, чтобы ты объяснил, почему моего лучшего друга не было рядом, когда я нуждалась в нем больше всего. У тебя же было несколько дней до сборов. — Он открыл было рот, но снова закрыл и отвернулся. — Если бы мы встречались, я бы просто решила, что ты меня бросил — но как можно оставить лучшего друга, даже не попрощавшись?
У меня сорвался голос. Эту боль ни с чем не сравнить. Я никогда и никого к себе не подпускала, но Хадсон подобрался ближе всех.
— Я был глупым восемнадцатилетним мальчишкой. — Он вцепился в перила так, что побелели костяшки, и стиснул зубы. — И я выбрал путь, который тогда казался единственно верным. Но я ошибся. А когда понял, как сильно ошибся, был уже на сборах и знал, что ты никогда меня не простишь.
У меня в груди что-то оборвалось.
— Был мальчишкой, серьезно? Ничего лучше не придумал?
Да пошло оно все! Хадсон Эллис даже не понял, насколько глубоко меня ранил. Я поборола боль, горький привкус предательства и угасающую надежду услышать хоть сколько-нибудь уважительную причину его бесследного исчезновения, и заперла все это в стальную коробочку сердца, запретив себе думать об этом, как запрещала думать о физической боли во время репетиций. Меня все это не сломает. И я изобразила улыбку.
— Ох… — пробормотал он.
— Уже не важно, — сказала я, пожав плечами, и стала подниматься дальше. Оставалось всего несколько ступенек. — Может, мы и не были лучшими друзьями. Всего-то провели вместе лето-другое. Это лето давно позади. Не стоит ворошить прошлое.
Слова звучали неубедительно, но я все же умудрилась их произнести. Мне приходилось внушать себе ложь и похуже.
— У тебя есть полное право знать, что произошло.
Мне показалось, или в его тоне послышался гнев? Я не стала оборачиваться и проверять: чем быстрее я уйду от него, тем лучше.
— Мне как-то не хочется. Что бы ты ни сказал, это ничего не исправит. Давай просто забудем. Видимо, ты был слишком молод и испугался происходящего. Всякое бывает, правда? Я здесь только на лето. Тебе тоже есть чем заняться… людей спасать, например. Не попадаться друг другу на глаза будет несложно.
Мы взобрались по ступенькам и вышли на ухоженный газон. Поднялся легкий ветерок.
Я вздрогнула.
Передо мной, сжимая в руках телефон, стояла хрупкая девочка. Увидев меня, она распахнула огромные карие глаза. Нос пуговкой, радужка с медным оттенком — все это казалось знакомым, но почему? Может, я ее где-то встречала? На выступлении? На летнем интенсиве?
А как она оказалась у меня на заднем дворе?
Я растерянно заморгала. Хадсон прошел мимо меня, встал за девочкой и положил руки ей на плечи. Его зеленые глаза смотрели умоляюще, что для него было нехарактерно: Хадсон Эллис никогда никого ни о чем не просил.
— Я пришел, потому что Джунипер хотела с тобой познакомиться.
А, так это его племянница. Неудивительно, что она показалась мне знакомой. Конечно, он же показывал ее фотографии, когда она была совсем малышкой. Насколько я помню, на них она была ужасно милой.
Джунипер пристально посмотрела на меня и протянула Хадсону телефон.
— Ты ее спас? — спросила она, с опаской переведя глаза на Хадсона.
Тот не сводил с меня умоляющих глаз. Что? Он что, думал, я буду грубить ребенку? Может, я и заслужила репутацию тихушницы или даже высокомерной дивы, но я не злая. Злилась я только на Хадсона.
— Я не тонула, — ответила я девочке, поправила полотенце и протянула ей руку. Может, ее дядя и придурок, но она здесь ни при чем. — Привет, Джунипер!
Она просияла, и я тоже улыбнулась. Откинув с глаз растрепавшиеся на ветру волосы, она молча пожала мою руку.
— Я…
— Знаю, Алессандра Руссо, — ответила Джунипер с широкой улыбкой. — Самая молодая ведущая балерина в истории балетной труппы «Метрополитена». Даже ваша мама была старше, когда прославилась, а она до ухода со сцены считалась легендой, — сбивчиво выпалила она, все крепче сжимая мою руку. — Ваше исполнение Джульетты было безупречным, а фуэте в «Лебедином озере» в прошлом сезоне — что-то с чем-то! Когда вырасту, хочу стать такой же, как вы.
Хадсон поморщился.
Чего это он? Я что, плохой пример для