Жена двух генералов драконов
Пролог
— Я сразу вас предупреждаю! — произнесла я. — В этом браке нас будет трое: я, он… и ты.
Я сказала это тихо, почти шёпотом, но в тишине пустого холла слова прозвучали оглушительно, как раскат грома среди ясного неба.
Сегодня я выходила замуж за человека, которого ненавидела, за убийцу своего мужа.
Это был мой выбор.
И я не сожалела.
Гостей — четверо.
Леди Мэрион Вестли, моя тётушка, доктор Меривезер, дворецкий Харгривз и скучный чиновник из канцелярии.
Ни музыки.
Ни поздравлений.
Только тиканье часов, словно пульс умирающего.
Тётушка Маргарет стояла сухая, сжатая, в траурной шляпке, с зонтиком, будто боялась, что солнце посмеет заглянуть в окно. Она смотрела на меня — не с жалостью, а с упрёком.
Как будто я уже грешила.
А ведь я ещё не сказала «да»!
Рядом вздыхал Харгривз, с лицом, как у статуи. Он идеально вписывался в любой интерьер.
Доктор Меривезер, друг моей семьи, смотрел с тревогой в глазах — будто пришёл не на свадьбу, а на вскрытие.
И я была многим ему обязана. Например, тем, что шесть лет назад, когда я попала в это тело в разгар моих собственных похорон, он не дал задвинуть огромную каменную плиту с моим именем, первым заметив, что я веду себя немного странно, как для покойницы. Так что именно благодаря ему я до конца очнулась не в каменном саркофаге, а на кровати в окружении перепуганных и в то же время счастливых родственников некой Элис Вентворт.
Лица у всех были мрачными.
В этом траурном холле, украшенном чёрным бархатом и мрачными картинами, всё напоминало о потере, которую я не могла пережить.
А напротив меня — он.
Агостон Моравиа.
Генерал.
Двоюродный брат моего покойного мужа.
Мужчина, которого я ненавидела всей душой и чью жизнь мечтала превратить в ад.
Его фигура была воплощением силы и власти, но в ней было что-то холодное, отчуждённое.
Глаза — серые. Не холодные. Глубокие. Как туман над рекой утром. В них читалась уверенность, сила… и что-то ещё, что я не могла понять.
Тёмные волосы подстрижены, но на чёлке — лёгкая волна, будто даже в армии природа не слушается приказов. В отличие от брата у него была седая прядь волос, хоть он был и молод. Словно снег на чёрной земле. Она добавляла ему издали возраста, хотя он был всего на пять лет старше моего мужа.
Его красота казалась мне насмешкой.
Я могла бы с ходу назвать имена десятка женщин, которые, не задумываясь, продали бы душу за возможность оказаться на моём месте.
Про таких, как он, обычно слагают легенды. «Вы любите моего мужа? Ах, дорогая, вы далеко не первая!»
Его красота была холодной и недоступной, как зимнее солнце, которое лишь на мгновение выглядывает из-за туч, чтобы тут же скрыться. Его взгляд, холодный и проницательный, проникал в самую глубину души, оставляя после себя странное чувство пустоты.
Он стоял, как всегда, прямо, горделиво расправив плечи, словно не замечая напряжения, которое витало в воздухе. Его парадный алый мундир, украшенный орденами, подчёркивал его статус и силу.
Шрам, который коротким аккуратным росчерком рассекал нижнее веко и доходил до середины щеки, вызывал восторг у дам. Этот шрам придавал ему особую харизму, делая его ещё более загадочным и притягательным. Иногда этот шрам казался прядью волос, но стоило ему тряхнуть головой, как становилось всё понятно.
Я не могла смотреть на него, не чувствуя, как острая боль пронзает моё сердце, разрывая его на тысячи осколков. Каждая черта его лица напоминала мне о моей невосполнимой утрате.
На глазах выступили слёзы.
Мой любимый, мой единственный, но теперь недосягаемый. Два месяца назад он стал далёкой звездой, мерцающей в ночи.
— В этот радостный день, — торжественно произнёс чиновник, оглянув траурный холл, — мы собрались здесь, чтобы засвидетельствовать брачные клятвы двух любящих…
Он замолчал.
Утер платком каплю пота. Посмотрел на моё чёрное траурное платье, потом на Агостона.
— Просто двух сердец, — наконец произнёс он, тяжело вздыхая.
В его голосе звучала горечь, словно он сам не верил своим словам.
Мы стояли в холле особняка — там, где когда-то Анталь Моравиа, мой любимый муж, держал меня за руку и шептал: «Ты — мой свет».
Теперь стены были увешаны чёрным. На его портрете — траурная лента с посмертным орденом.
Говорят, дракона сложно убить. Я и сама в это верила. Я была уверена в этом, когда поцеловала его в последний раз, провожая туда, где рыскает голодная смерть.
И сейчас я не могла думать об этом без слёз.
О! Если бы я знала тогда, отпуская его руку, что это будет последний раз, когда я увижу его живым, я бы не смогла сдержать слёзы. Его пальцы, такие тёплые и родные, выскользнули из моих, словно растворились в воздухе. Я стояла, не в силах пошевелиться, и смотрела, как он уходит. В его глазах читалась решимость, смешанная с болью, но Анталь не оборачивался. Он знал, что я не смогу его остановить, и это знание разрывало моё сердце на части.
Если бы я знала, чем это обернётся, я бы кричала, плакала, обнимала его колени! Я бы умоляла его остаться.
Я бы сделала всё, чтобы остановить его. Я бы упала перед ним на колени, цеплялась бы за его одежду, просила бы его вернуться. Я бы сказала ему, как сильно я его люблю, как сильно он мне нужен.
Но я не знала.
Я не знала, что это будет наш последний разговор, наш последний взгляд друг на друга. Что вместо моего обожаемого мужа ко мне вернётся его брат со свёрнутым флагом в руках, письмом от короля и орденом, и хриплым голосом скажет:
«Прости. Не уберёг».
А мне придётся жить с этой болью всю оставшуюся жизнь.
Я сжала в руках белую розу — последнюю, что осталась в саду, где Анталь впервые поцеловал меня. Я осторожно поднесла розу к лицу, вдохнула её слабый аромат и закрыла глаза. Этот цветок был не просто символом, он был частью меня, частью той истории, которая навсегда связала нас.
Он был символом моей любви.
Жених не смотрел на меня. Он смотрел на чиновника, который зачитывал текст бракосочетания, сухим канцелярским голосом, как протокол об убийстве.
