пряный аромат, звонкий смех и глубокий голос отца, рассказывающего какие-то забавные истории. Я его слушала одним ухом, но все мое внимание было приковано к одному-единственному человеку – к маме. Она хоть и улыбалась, смеялась, активно участвовала в беседе и явно понравилась родителям Изабеллы больше, чем я, все же что-то в ее глазах меня настораживало, заставляло нервничать. Я знаю, что это. Ей завидно. Она, я уверена, искренне счастлива за папу и желает ему только хорошее, но, как и любой женщине, ей нужно внимание и любовь противоположного пола. Она тоже хочет испытать чувства, получить заботу; мама тоже хочет засыпать в объятиях дорогого человека. Мы никогда не говорили об этом, ны сейчас я словно прозрела и прочитала это страстное желание в ее печальных глазах. Разбитое сердце лечится не временем, а новыми чувствами. Возможно, это касается и меня. Может, и я должна прислушаться к собственным заключениям? Я должна перестать избегать чувств и раскрыться для новых.
Вдруг точно кто-то толкнул меня в обрыв, я слышу сперва глухой, а потом звонкий звук. Оказалось, Изабелла привлекала всеобщее внимание к своей персоне, легонько постукивая вилкой о хрустальный бокал с соком.
– Я бы хотела вас всех поблагодарить, – застенчиво, кусая губы, заявила она. – Спасибо большое, что пришли на этот скромный ужин. Спасибо, мам, пап, что прилетели сюда из Осаки, – последнее Изабелла повторяет еще и на японском, поклонившись родителям, – у меня есть объявление.
После этих слов я отложила вилку и схватилась за бумажное полотенце, мельком обводя всех спокойным взглядом. Такое ощущение, будто воздух в гостиной прогрелся и дышим мы огнем. Отец в недоумении смотрит на Изабеллу, действием бровей говоря: «Ну, давай», а она не спешит, смакует слова, пытается подобрать нужное выражение.
Господи, ну я больше не могу ждать. Умру или от голода, или от ожидания.
И только я хотела отпить глоток красного вина, как женщина на одном дыхании выпаливает:
– Я беременна.
И бокал, находящийся в моей руке, медленно опускается на скатерть, а моя челюсть – на пол. Пару секунд в комнате царит абсолютная тишина, как во время молитвы, а потом поочередно все вопят: от радостного папы до расплакавшейся госпожи Хидеко. Позабыв о праздничном ужине и вообще о Рождестве, мы поздравляем пару и крепко обнимаемся.
Я осторожно положила голову на плечо Изабеллы, ощутив щекочущие эмоции. Радость? Волнение? Боже правый, у меня будет брат или сестра… Поверить не могу! Я раньше никогда об этом не задумывалась, и вообще, мысль еще об одном ребенке меня отталкивала, заставляя поежиться, однако теперь… Все иначе.
– Поздравляю, пап, – похлопав улыбающегося в тридцать два зуба отца, закивала я. – Может, в этот раз тебе повезет больше и родится мальчик?
Он засмеялся, поняв, о чем я говорю. Бабушка рассказывала, как бредил Джордж мыслями о сыне, мечтая играть с ним в английский футбол и рыбачить на озере, но родилась я, и папе пришлось учить меня отшивать парней. Впрочем, с этим я справлялась и без его наставлений.
Уже через минуту все праздновали главную новость, а сочельник превратился в нечто волшебное благодаря одной реплике Изабеллы.
* * *
Глубокой ночью, в час, когда на улице нет ни одной машины и все люди спят в своих кроватях, я сидела в ванной комнате, обнимая унитаз. Не знаю, что именно мой желудок был не в состоянии принять и переварить, тем не менее, обливаясь холодным потом, я продолжаю пялиться в одну точку и молиться, чтобы рвотный позыв больше не повторился. Думаю, я просто переела всяких блюд, которые наготовили теперь уже вчерашним вечером Изабелла, мама и госпожа Хидеко. А вишенкой на торте стал ликер. Алкоголь теперь на дух не переношу.
Вспомнив терпким привкусом во рту сладость напитков, желудок вновь свело, однако, благо небеса сжалились надо мной, спазм через минуту отступил.
Облокотившись спиной о бортик ванной, подтягиваю колени к груди и глубоко выдыхаю. Пахнет морем. Ненавижу этот душок, по крайней мере на данный момент, ибо от запаха морских волн меня повторно, точно я любимая игрушка злого мира, начинает мутить. Руки чешутся сломать чертов освежитель воздуха.
Кое-как, ощущая слабость, поднимаюсь во весь рост и, открыв кран с водой, завязываю волосы в неуклюжий пучок, который стоило бы затянуть потуже, ведь он так и грозится распуститься, но уже поздно кусать локти – я наклонилась к крану и умываю холодной водой лицо. Сразу освежаюсь.
Затем берусь за зубную щетку и пасту, тщательно полощу рот. После этой процедуры уверенно открываю шкафчик, где хранятся туалетные принадлежности, в поисках оставленной мной вчера зубной нити, увы, не сразу нахожу ее. Преградой стала упаковка лезвий для маминого станка. Тут же возникла резкая вспышка перед глазами, уволакивающая меня в далекое прошлое: юная Рэйчел, глотая очередные слезы из-за отца, судорожно роется в шкафчике и хватает тонкую сталь, безжалостно впиваясь ею в белоснежную, но изуродованную похожими порезами кожу. Снова вспышка, и я пячусь в сторону, открыв рот и жадно глотнув воздуха, будто скоро лишусь возможности дышать. Глаза сами опускаются на запястья – они еще здесь… Призраки прошлого. Мои ошибки, которые остались бельмом не только в памяти, но и на теле. Какая ирония. Шрамы на теле тогда – это признак силы, шрамы на теле сейчас – признак слабости. Переполненная в тот день эмоциями, я не отдавала себе отчета и не задумывалась о том, что будет через некоторое время, а сейчас я стою на месте того преступления и разглядываю переполненными слезами от душных воспоминаний глазами кисти, запечатывавшие навечно в себе мою глупую ошибку. Душно, как душно от этого… Пожалуйста, не делайте того, что творила я. Окружающие вас неприятности недостойны ни одного изъяна на вашем теле. Вы сильнее, чем кажетесь, и вы мудрее своих лет, если будете думать прежде, чем что-то зловещее шепнет вам на ухо «сделай».
От неприятных мыслей меня отрывает поздний телефонный звонок. Я сперва не верю в его трель, но, не желая разбудить маму, бегом возвращаюсь в спальную комнату, прикрыв тихонько открытую нараспашку дверь.
Неуклюже прыгаю на кровать с мобильником в руках и даю себе пару секунд: во-первых, чтобы отдышаться, во-вторых, чтобы вникнуть в имя абонента, беспокоившего меня, к слову, в два часа ночи.
Черт, не стоило мне прыгать на кровать… Тошнота вернулась.
Подношу сотовый к уху и довольно энергично произношу:
– Здравствуйте, миссис Фишер.
Женщина на другом конце линии облегченно вздохнула.
– Привет, милая. Прости, что звоню в такой час. Ты, наверное, спала?
Нет. Блевала ужином. Хотите услышать подробности?
– Все в порядке. Что-то случилось? – оставила мысли при
