Все началось с развода.
Анна Томченко
1.
Тогда.
— Элла беременна... — в тишине большого дома прозвенел голос мужа.
Привет, я Алена.
Мне сорок пять. В этом году у меня с самым лучшим мужем Альбертом серебряная свадьба.
У нас двое детей, Зина, ей двадцать четыре. Она вышла замуж в девятнадцать и поэтому у меня сейчас есть чудесный внук Митя. И младший сын — Гордей. Еще студент, но уже работает с отцом.
У меня была образцово показательная семья.
Была...
До сегодняшнего дня, пока муж не вернулся из командировки.
Альберт владелец региональной компании по добыче руды. И у него всегда были командировки. Но я не думала, что из одной из них он привезет такое...
Я увидела машину мужа, которая въехала на территорию участка и выбежав из оранжереи направилась к дому, где в прихожей меня ждала корзина с молочными фрезиями.
А мужа не было.
Он стоял в зале возле секретера и медленно тянул напиток из толстостенного, бокала.
— Элла беременна... — словно подумав, что я не расслышала, произнес Альберт и со стуком поставил бокал на полку.
От звука у меня из ослабевших пальцев вырвалась корзина с цветами и, громко ухнув об пол, зашаталась.
Тонкие стебли с пышными соцветиями не выдержали и склонились.
— Я рада тебя видеть... — прошептала я, не понимая кто такая Элла и при чем тут ее беременность.
На уровне подсознания, что-то инстинктивное качнулось внутри и заставило меня притормозить, не броситься с объятиями к мужу, а именно затормозить, врастая ногами в пол.
Последние три года я не работала в прямом смысле. До этого я была одним из сотрудников мужа, поэтому можно сказать мы поднимали компанию вместе, но после рождения внука Альберт пришел к выводу, что меня сильно не хватает семье и поднял вопрос о том, чтобы я стала домохозяйкой.
И я стала. Завезла себе блог про садоводство, загородную жизнь и десерты.
Прибыли от него в размерах компании мужа было совсем чуток, но я себя успокаивала, что не сижу на одном месте ровно. И когда муж вернулся из командировки я в оранжерее записывала очередной выпуск про подготовку к сезону, поэтому и платье на мне было наверно больше сценическое.
— О чем ты? — спросила я, смутно ощущая беспокойство внутри.
— Элла беременна... — снова повторил эту фразу муж, а потом развернувшись ко мне продолжил. — И я разрешу ей родить.
Сознание сделало кульбит и вынудило меня шагнуть в сторону винтажного дивана.
Я впилась пальцами в кожаную спинку Честера и услыхала скрип.
— Яне понимаю... — принесла я, глядя на мужа глазами полными паники. — Какая Элла? Почему вернувшись из командировки ты говоришь мне об этом?
Альберт вскинул брови и медленно расстегнул манжеты рубашки, оголяя сильные жилистые запястья.
Для своего возраста муж был не сладким женушкиным пекинесом, а матерым и сильным волком, шрамы которого только украшали. Хищный блеск в глазах, вольность в повадках, цинизм.
От Альберта всегда веяло яркой мужественностью. Ее можно было просчитать и в том, как он поднимал подбородок глядя сверху вниз на собеседника и в развороте плеч, в осанке. Он был настолько привлекательным, что мое сердце до сих пор билось тройными рывками, когда супруг выходя из душа в одном полотенце, напрягал спину, по которой можно было проводить пальцами, чтобы прощупать все изгибы мышц.
Как древнегреческая статуя Ареса.
— Потому что дальше затягивать не имеет смысла... — произнес муж и шагнул к креслу. Закинул ноги на пуф, а руки заложил за голову, показывая, как натянулась рубашка на груди.
Я словно фарфоровая кукла сделала неуверенный шаг в сторону, стараясь обойти диван.
— Элла... — голос стал тихим. Мне неподвластна была сейчас его громкость. —Твоя любовница?
Страшное предположение, которое выморозило мне сердце, прозвучало.
И слова словно бы упали в глубокий колодец, из которого по стенам тут же прилетело эхо: «ца-ца-ца...».
Я зажмурила глаза, прогоняя пошлые грязные картинки того, что мой муж поступил так.
— Ну Аленушка... — улыбнулся коварно Альберт... — Такие слова некрасивые. Ты же не маленькая девочка...
Альберт прищурился и потер указательным пальцем подбородок. А я уже не понимала реальность это или я подскользнулась и ударилась головой в оранжерее.
— Любовница, наверно, все же ты в контексте любая... — Альберт тяжело вздохнул и уперев ладони в подлокотники оттолкнулся от кресла. — А вот там любимая женщина...
— Ты в плохом настроении, да? — тихо уточнила я, стараясь хоть на что-нибудь свалить этот разговор, но глядя в наполненные холодом глаза мужа я понимала, что это всего лишь глупая уловка.
— Я в самом лучшем настроении, Аленушка, — качнулся вперед Альберт и вынудил посмотреть ему в глаза. — Я почти четверть века, согласись, был хорошим мужем. Я построил дом, в котором одиноко теперь нам вдвоем. Я вырастил детей.
Я, твою мать, даже эти австралийские ели своими руками сажал, понимаешь?
Я смотрела в глаза Альберту, а у самой дрожали губы.
— Я столько лет был хорошим мужем, отцом, зятем, — Альберт тяжело выдохнул и покачал головой. — А теперь я хочу побыть счастливым человеком.
Только не со мной, а с ней...
2.
Тогда
— Понимаешь, Алёна, у нас с тобой все было не хорошо, плохо, дерьмово. Какая кому разница? — Голос у Альберта не дрожал. Он был ровным, сильным, звучал и эхом разносился по всем уголкам дома, а я стояла растерянная, разбитая, и понимала, что меня даже ноги перестали держать.
Мне хотелось вцепиться в его рубашку, чтобы хоть немного продержаться в вертикальном состоянии.
— И вот ты знаешь, я вдруг понял, что я не хочу больше, Ален, с тобой, не хочу больше.
А я хотела с ним навсегда.
С ним, единственным, через боль, через потери, через все то, что мы с ним прошли, чтобы в старости, вдвоём, вместе, под высокими соснами, между которых будет висеть беседка, с толпой внуков. Я все это хотела, а сейчас выяснилось, что у него есть любовница — раз.
И она беременна — два.
И три — он не просил прощения...
Он уходил.
А я так хотела ему всю жизнь, до конца, доверять.
— Почему? — Спросила я, и голос завибрировал, а руки автоматически схватились за его
