Какие-то числа были трехзначными, другие состояли из двух цифр. Разумеется, никакой связи между этими числами и калориями, поглощенными за день, не было.

– Это номера счетов.

Наконец-то я выложила все свои карты.

– Подожди, – прошептал он. – Ты о чем?

– Вот эта числовая последовательность: 150+190+490+690…

Я провела пальцем по строке, словно выделяя ее невидимым маркером.

– На плюсы внимание не обращай. Это счет Макса на Гернси, – открыто призналась я.

– Так кому уходили деньги? – спросил он, и я заметила, как участилось его дыхание.

Я испугалась, что его хватит удар.

– Не знаю.

И знать не хотела. Вычислять имена людей не входило в правила игры, и я не собиралась нарушать традицию.

– Но ты можешь легко выяснить, – добавила я.

– Сколько у Макса было офшорных счетов? – задал он следующий вопрос.

– Пять, – сообщила я. – Первый он открыл в Лихтенштейне, второй – в Панаме. Большая часть денег хранилась на них. Даже часть прибыли от торговли кокаином оседала там. Странно, что незадолго до смерти Макс закрыл оба счета и кому-то все перевел. Видимо, этот человек был ему важен. Но я не пыталась узнать, кто это был.

У меня пересохло горло и слегка охрип голос от долгого разговора. Я потерла лопатки и шею. С улицы вдруг раздался пронзительный вой сирены, который вскоре растворился в тишине.

– А остальные три счета? – уточнил он.

В его взгляде читалась то ли угроза, то ли усталость – разобрать я не могла.

– Счета в Швейцарии, на Джерси и Гернси теперь доступны онлайн. Макс не оставил завещания, значит все переходит наследнику. Но я не хочу иметь с этими деньгами ничего общего.

Впервые за вечер Бастьян сделал глубокий вдох, а затем медленно выдохнул, стараясь успокоиться. Его следующий вопрос меня озадачил:

– Выходит, ты никогда не бывала в том банке в Панаме?

– Нет, никогда. Я много раз бывала в Цюрихе и Женеве, особенно когда мы ездили кататься на лыжах. Но в банки не заходила. Зачем? И на Нормандских островах тоже не была.

Он продолжал разглядывать дневник в поисках того, что еще может быть скрыто на его страницах.

– Макс знал, что ты сделала? – спросил он, как я и предвидела.

Я колебалась: дать краткий ответ или развернутый? Выбрала краткий.

– Конечно нет. Послушай, я сделала это просто от скуки. Из любопытства. Всему виной моя фантазия. Или фильмы с Джеймсом Кэгни.

Бастьян наконец рассмеялся, покачал головой и недоверчиво посмотрел в небо.

– Я же не думала, что кто-то когда-нибудь захочет прочесть подростковый дневник. – Мои щеки вспыхнули. – Кроме тебя.

Я отвернулась и поглядела на город. «Никогда не оправдывайся», – нередко повторял Макс.

– Я прочел его, потому что мне было интересно. Твоя манера письма меня заворожила, – разоткровенничался Бастьян. – Как и ты.

Он ушел с балкона и вернулся с двумя холодными банками диетической колы. Одну открыл и протянул мне. Я сделала глоток. Вторую Бастьян приложил ко лбу.

– Скажи мне вот что. Ты говорила, что Балисто следил за бухгалтером. Где же он прятал записи?

– На катере, – прозвучала первая часть ответа.

Бастьян усмехнулся, вспомнив «Докторицу» и свое плавание по реке, и прижал холодную банку к левому виску.

– В коробке для рыболовных снастей, – закончила я.

Он поставил банку на стол, взял у меня вторую, сделал глоток, а затем вытер уголки рта большим и указательным пальцами.

– У меня остался только один вопрос: при чем тут я?

Его голос прозвучал настороженно, почти с вызовом. Он скрестил руки на груди. На горизонте тонкая серебристая молния пронзила ночное небо.

– Я все еще могу представлять интерес для твоего правительства. Макс мертв, но они ведь не знают, какие секреты он оставил. Поэтому я решила, что лучший способ защитить себя – выдать тебе один из секретов.

Бастьян выглядел на удивление собранным и спокойным, несмотря на недавнее потрясение от услышанного.

– Если ты обнародуешь эту информацию и поручишь расследование настоящим специалистам, – продолжила я, – то выведешь на чистую воду множество военных спекулянтов. Тебя будут славить, как рыцаря в сияющих доспехах. Справедливость, правосудие, равенство… Разве это не один из лозунгов твоей партии?

Я взяла дневник.

– В наши дни разоблачение жуликов – самое популярное и зрелищное развлечение. Они новое поколение знаменитостей.

К нам на балконе присоединился ponentino, западный ветер, неся прохладу и возвещая приближение бури.

Бастьян резко изменил позу: расправил плечи, упер в бока руки и встал напротив меня, словно готовясь к дуэли.

– О каких суммах речь?

Казалось, он не проявлял любопытство, а вел допрос. Или же я инстинктивно восприняла его слова как нападение и по привычке подняла щит.

– Не знаю. Какая разница? – ответила я с сарказмом. – Ты же не думаешь всерьез, что сто миллионов долларов лежат на одном счете? Или что их кому-то перевели?

Он вздрогнул и пристально на меня посмотрел, его взгляд бросал вызов и словно требовал: «Продолжай». На его лбу пролегли глубокие складки, а между бровей – две широкие вертикальные морщины. Я могла смотреть на его лицо вечно.

– Скажи честно, ты попросила Попплстона передать мне послание из-за дневника?

Теперь я поняла причину его мрачного настроения. Я и сама задавала себе этот вопрос.

– Да, – солгала я.

Он меня раскусил.

– Считай меня сумасшедшим, но в это я не верю. Как и в то, что ты действительно хочешь, чтобы партнеры твоего отца понесли наказание – кем бы они ни были.

– А ты разве не хочешь, чтобы правда всплыла наружу?

Для него это всегда было делом принципа. Для меня – нет.

– Правде давно закрыли дверь.

Меня поразили его слова.

– Вот и ты стал циником, – поддразнила я.

Мне нравилось наблюдать за тем, как в нем борются свет и тьма. Подобное происходит с каждым из нас.

Бастьян посмотрел на меня. В его глазах была только нежность, ничего больше.

– Может, я просто идеалист с завышенными стандартами, – вздохнул он. – Меня раздражает, когда люди бездействуют в ожидании нового президента, вождя или супергероя… Кругом сплошное притворство. Я не уверен, что хочу быть тем, кого они ждут.

Он явно запел на другой лад. Ничего подобного он ранее публично не заявлял.

– Я совсем не тот, за кого меня принимают. – Бастьян потер переносицу. – И больше не хочу быть марионеткой, которой управляют чужие ожидания.

Что он пытался сказать? Неужели он был готов все бросить?

– Разве ты можешь подать в отставку? Так просто?

– Незаменимых людей не бывает. Твой отец был прав. – Бастьян снова вспомнил Макса. – Когда дело касается власти и денег, большинство людей ведут себя одинаково. А