– Я столько раз хотел вернуться в Саличе, – сказал он. – Ты вторгалась в мои мысли и сны без приглашения. Я не мог тебя забыть. Один раз я даже добрался до аэропорта.

Он выпил воду из бокала, поморщившись от вкуса.

– Где-то над Ирландией или Исландией – точно не помню – разразилась сильная буря. Рейс сначала задержали, а потом и совсем отменили. – Он оторвал взгляд от воды и посмотрел мне прямо в глаза. – Я не смог уехать из аэропорта, провел там всю ночь. Чувствовал себя персонажем книги в поисках своего автора и дальнейших указаний. Я не знал, как вернуться к тебе.

Похоже, мы оба пытались связаться друг с другом любым способом, кроме прямого, из страха быть отвергнутыми или навредить.

– Ты как-то сказала, что умные люди без жизненной мудрости – самые большие глупцы.

Я нахмурилась. Почему из всего, что я говорила, он процитировал именно это? По правде говоря, я даже не помнила, когда это сказала, и это было неприятно.

– Я хотел вернуться и увидеть тебя снова, – наконец признался он. – Но у меня не хватило ни мудрости, ни смелости попросить тебя об этом.

Наш разговор двигался в неожиданном направлении. И все же я не могла не восхищаться тем, как привлекательно выглядел Бастьян даже спустя столько лет. Сейчас он казался даже более обаятельным, чем в молодости. Я невольно напрягла мышцы живота.

– Попросить о чем?

Он опустил взгляд, а потом снова посмотрел на меня.

– О том, чтобы ты все оставила.

Я часто представляла себе эту сцену: как он просит меня уехать вместе с ним. Но потом обдумывала, как все это будет выглядеть на практике. Его бы уволили из ЦРУ или перевели в другой отдел? А теперь, когда он окунулся в политику, мне пришлось бы скрываться? Или сменить имя, оформить грин-карту и осесть где-нибудь, например в Вирджинии? Найти работу? Что бы он сказал своей семье? У него ведь есть братья и сестры. Я видела их на фотографиях в журнале, в репортаже с его свадьбы… А как же его жена? Его друзья? «Хватит», – приказала я себе.

•

Мир почти ничего не знал обо мне, и все же, как только мое имя впервые появилось в международной прессе, мой образ оказался искажен, точно в волшебном зеркале из сказки Ханса Кристиана Андерсена «Снежная королева».

В этой истории все красивое в зеркале отражалось уродливым. Когда зеркало разбилось, его осколки разлетелись по свету. Если осколок попадал человеку в глаз, он начинал видеть только дурное и безобразное. Если же в сердце – оно превращалось в лед. Так же работает и пропаганда. И почти все на планете так или иначе подверглись ее воздействию. Истина не имела значения. Важно было лишь то, что показывает зеркало. Я видела это снова и снова: публику привлекают преступники, потому что ей подсовывают их романтизированный образ. Или же люди испытывают к преступникам отвращение, потому что те насквозь коррумпированы, питаются злом и прибегают к насилию, не брезгуя заказными убийствами. В любом случае преступников изображают карикатурно.

Я выросла не в горной сицилийской деревушке, отрезанной от цивилизации, не в семье неудачливых гангстеров, заучивших кодекс омерты[13]. Когда нужно, к насилию прибегают все. Возможно, и Макс к нему прибегал. Но я этого ни разу не видела и не слышала.

Когда пришло время узнать, чем Макс зарабатывает на жизнь, мне сказали правду – ту, которую большинство не в состоянии вынести. Но с детьми все иначе. Я просто это приняла. Вместе с фактом, что отныне мой образ всегда будет немного уродливым и далеким от правды. Помните зеркало? Оно искажает восприятие. Людям трудно принять меня, зная, кто я и откуда.

•

Я могла сказать Бастьяну только одно:

– Речь шла не о том, чтобы я оставила свою жизнь ради тебя. А о том, чтобы не перекладывать на твои плечи чужое бремя.

Я поглядела на его классический римский профиль. В самом сердце Рима. Я тихо усмехнулась, и он спросил, что меня рассмешило.

– Ты когда-то сказал, что я, возможно, самая охраняемая женщина в мире, помнишь? А теперь я сижу рядом с самым охраняемым мужчиной в мире, который, судя по всему, может стать самым влиятельным человеком на планете. – Я провела руками по волосам. – Разве это не забавно? Жизнь всегда невероятнее любого вымысла.

– Жизнь подчиняется слепому случаю. – В его голосе прозвучала ностальгическая нота. – Вот и все. Даже когда тебе кажется, что ты способен ее изменить.

– А ты бы изменил ее сейчас? – спросила я напрямую, пытаясь перейти к делу.

Бастьян пристально на меня посмотрел, словно пытаясь понять, что у меня на уме. Неужели я действительно спрашиваю, готов ли он все оставить?

– Ты имеешь в виду опять стать никем? – усмехнулся он, вероятно припоминая наш разговор в лодке.

– Да, – наконец произнесла я. – Как я.

Он встал со стула, подошел к фонтану и поставил одну ногу на металлическую перекладину. Оперся локтями о колено, скрестив руки, и принялся смотреть на дно фонтана. Сказал почти шепотом:

– Как много монет… Интересно, сколько из этих желаний сбылось.

Я подошла и положила руку на его левое плечо.

– Одного желания мало. Нужно хотеть по-настоящему.

Он повернул голову, испытующе на меня поглядел и произнес:

– Будь осторожнее с тем, чего желаешь всем сердцем. Оно непременно станет твоим.

В его глазах блеснуло восхищение.

– Прямо как будто Макс сказал, – заметила я и нежно провела рукой по его спине, чувствуя напряжение в мышцах.

– Это Джеймс Болдуин, – с гордостью заявил он.

– Это универсальная истина.

– Знаю не понаслышке, – отозвался он.

Он ничего не добавил, а я не стала расспрашивать. Слова были лишними. Казалось, у него есть все. Слава не меняет людей, она лишь срывает с них маску.

– Почему ты не попросила меня вернуться раньше?

– А почему ты не вернулся сам, без моей просьбы?

«Тоже правда», – прочла я в его глазах.

– Все мои сожаления были неизбежны, но терпимы. Невыносимым было лишь одно – знать, что ты забыла меня. Или, еще хуже, – что ты подарила счастье другому.

Он повернулся ко мне и обнял. Говорят, старая любовь и сухие дрова загораются сразу, при первой возможности. Именно это я и почувствовала – мгновенную вспышку и жар пламени.

Настоящее. Часть 3