Челюстной аппарат их был редуцирован, усохший едва ли не на треть в сравнении с человеческим. Словно природа, или тот, кто стоял за её спиной, решила, что им более не пристало рвать сырое мясо зубами — для этого найдутся иные, более изящные способы. Зубы же их, сверхпрочные, составляли с челюстной костью единое, монолитное, жутковатое в своём совершенстве целое.

Семнадцать дополнительных мышечных групп, отсутствующих у нас, простых смертных. Мышечная ткань их была плотнее человеческой и густо насыщена нервными окончаниями, что даровало их пальцам и конечностям невероятную гибкость и, как я успел убедиться на собственном горьком опыте, феноменальную мелкую моторику. А повышенная насыщенность нервными окончаниями, как ни парадоксально, подразумевала и более высокий болевой порог. Оставалось лишь гадать, означало ли это, что они не чувствуют боли вовсе, или же просто умеют её презирать.

Лёгкие их были трёхдольными, в отличие от наших, двудольных, с повышенной, почти противоестественной эффективностью газообмена. Структура альвеол была модифицирована. Можно было предположить наличие и неких специализированных клеток, предположительно способных метаболизировать кислород непосредственно из самой разрежённой, самой мёртвой атмосферы. Сердце — шестикамерное, сложнейший, неутомимый насос с развитой внутренней структурой. Сосудистая система имела необычную, причудливую разветвлённость и разительно отличалась от человеческой. Желудок, тоже шестикамерный, указывал на сложнейшую систему пищеварения, хотя весь пищеварительный тракт при этом был редуцирован.

Но всё это были лишь цветочки. Ягодки начинались, когда речь заходила о мозге. Он был на треть больше человеческого, с девятислойной корой против наших шести слоёв. Следствием была плотность нейронов, значительно превышавшая человеческую.

Были у них и совершенно уникальные органы, которые и вовсе не укладывались в голове. Такие, как Источник, или то, что мы между собой называли энергетическим, сущностным ядром. В самом центре грудной клетки, между сердцем и позвоночником, был обнаружен каплевидный орган, пронизанный тончайшими светящимися нитями. Структура этого органа была сходна с тем, что наблюдается и у других существ со Звёздной Кровью. Если опираться на данные А-сканирования, проведённого Лис, он являлся источником целой сети энергетических каналов, по которым и циркулировала эта субстанция.

Судя по всему, этот орган функционировал как биологический аналог Стигмата, позволяя Кел манипулировать Звёздной Кровью напрямую, без всяких внешних артефактов и прочих костылей. Кел рождались Восходящими от природы, благодаря наличию этого внутреннего реактора. Но одновременно это было и их главной, ахиллесовой пятой. Повреждение Источника могло оказаться фатальным и привести к появлению Дикого Восходящего, превратив гордого потомка Кел в безумного, неуправляемого мутанта.

Что это было? Результат естественной, неспешной эволюции человечества или же чья-то злая, гениальная воля? Всё указывало на то, что Кел и их потомки стоят от нас, людей, невообразимо далеко. Лис, помнится, сделала ряд выводов. Каких? Например, таких, что дочери Локи лишь подтверждали её теорию, что это не была естественная мутация. Что это было? Целенаправленная продуманная до мелочей биогенетическая программа, которая в одночасье превратила Homo sapiens в совершенно новый, высший вид существ.

И это наводило на определённые тревожные размышления. Если Кел произошли от людей путём генетической модификации, то, возможно, и у современных людей сохранились некие «спящие» гены, отвечающие за взаимодействие со Звёздной Кровью. В отличие от аборигенов Единства, в чей геном были намеренно внесены блокираторы этой способности, мы, люди, могли обладать природным, нераскрытым потенциалом для манипуляции А-энергией без всяких Стигматов и прочих техномагических артефактов. Возможно, что именно этим и обуславливалось то, что нам удалось имплантировать Стигматы без капсул Вечного сна.

А тараканы… тараканы всё те же, и никуда, бес бы их задрал, не делись.

383

Выбросив эти ненужные, тяжёлые мысли из головы, я закутался в одеяло, словно в римскую тогу, и прошлёпал босыми ногами по полу, направляясь к двери. И ещё до того, как моя рука коснулась холодной латунной ручки защёлки, я уже знал, кто там стоит. За время наших совместных странствий я успел привыкнуть к этой странной, опасной, отчуждённой женщине.

Она стала мне близка, как боевой товарищ, что не раз и не два прикрывал мою спину в таких переделках, из которых живыми не выходят. Я давно уже настроился на неё псионически. Бродя по Единству, мы неделями могли не обменяться и единым словом, но незримая псионическая связь между нами поддерживалась почти постоянно. Это был не диалог в привычном, полноценном смысле этого слова, хотя я умел и такое. Скорее, это было постоянное фоновое ощущение её присутствия, её настроения, её вечной, ежесекундной готовности к бою. Это было надёжнее и правдивее любых слов.

Я открыл дверь. Там, как я и предполагал, стояла Ам'Нир'Юн. Она была одета не в своё привычное, походное боевое облачение, а в простое, тёмно-синее платье горожанки с красивым декольте, перехваченное на тонкой талии широким кожаным поясом. Этот скромный наряд, как ни странно, лишь подчёркивал её загадочную, почти хищную красоту. Она была сложным гремучим сплавом горячей степной крови своего отца-вождя, ледяной нечеловеческой дисциплины Легиона и фанатичной целеустремлённости инквизитора.

Её смуглая кожа с лёгким пепельным оттенком, казалось, впитывала скудный, тусклый свет коридорных ламп. Иссиня-чёрные, отливающие цветом воронова крыла волосы были собраны в тугой, тяжёлый узел на затылке, открывая длинную, изящную шею. Телосложение её было обманчиво хрупким. Я-то знал, что под платьем скрываются сильные мышцы мастера фехтования. Но самой главной, самой запоминающейся её чертой, были, конечно, глаза. Глубокие тёмные омуты с необычным, едва уловимым фиолетовым отливом, они смотрели не на тебя, а словно бы сквозь тебя, будто видели в самой душе твоей нечто такое, о чём ты и сам доселе не догадывался.

Она ехидно, одним лишь уголком рта, усмехнулась и изогнула тонкую бровь, окинув выразительным взглядом мою импровизированную тогу из одеяла.

— Проснулись, спящая принцесса?

— Угу… — сонно, кивнул я.

— Я пришла позвать тебя на завтрак. Вся команда уже в сборе.

Голос её был с лёгкой, приятной хрипотцой, как шёпот ветра в сухих степных травах на закате.

— Дай мне пять минут, — пробормотал я, пытаясь пригладить свои взъерошенные после