Валентин Денисов
Фронтовой дневник княжны-попаданки
Глава 1 Пробуждение
Свежий утренний ветер пробегается по моему лицу и перебирает волосы. Невероятно приятное ощущение легкости наполняет меня, заставляет улыбаться.
Не хочу открывать глаза. Боюсь, что стоит мне только окончательно проснуться, как все это пропадет и я снова вернусь в больничную палату, в которой мне суждено провести остаток своих дней.
Жизнь невероятно несправедлива. Всю свою жизнь, все свои сорок восемь лет, я посвятила лечению больных. Медицинский институт, аспирантура, докторантура, долгие годы беспрерывных операций… и вот, я сама лежу на больничной койке, практически неспособная пошевелиться.
Скелетно-мышечная атрофия… Если бы мне когда-нибудь сказали, что именно такая редкая и беспощадная болезнь ворвется в мою жизнь, я бы посмеялась. Разве может такое случиться с профессиональным хирургом, спасшим не одну тысячу жизней?
Но оказывается, что может.
Глубоко вдыхаю свежий утренний воздух. Наполняю им свои легкие до отказа. И понимаю, что на самом деле все еще сплю. Ведь в настоящей жизни я уже практически не могу дышать.
Воздух пахнет свежескошенной травой и цветами. Похоже, что только что покосили газон под окнами моей палаты и аромат каким-то чудом поднялся до девятого этажа.
Неважно, на самом деле так… или это игра воображения. Я просто наслаждаюсь моментом. Просто стараюсь запомнить его, чтобы потом долгими часами вспоминать и радоваться выпавшей мне возможностью еще раз почувствовать прекрасное.
Из открытого окна до моего слуха доносится пение птиц. Звонкое, живое…
Как же хорошо вот так проснуться и просто наслаждаться этим звуком, тихонечко, чуть слышно, напевать похожие на птиц звуки. Понимать, что все еще могу петь.
Теплые лучи солнца пробегаются по моему лицу, останавливаются на нем. От ощущения щурю глаза. И даже это мне нравится.
Улыбаюсь еще шире. Хочу смеяться. Хочу встать с кровати и начать танцевать. Мне кажется, что сейчас у меня хватило бы на это сил. Я чувствую себя принцессой из сказок…
Неожиданно до моего слуха доносится странный скрип. Словно скрипят колеса каталки. Следом за скрипом слышится топот. Не топот ног, а какой-то странный, необъяснимый для больницы. За ним следует ржание лошади…
Стоп! Откуда лошадь на девятом этаже?!
От неожиданности открываю глаза и вместо привычной темной палаты вижу небо. Оно расходится во все стороны, заполняя пространство надо мной. Будто бы вокруг нет никаких стен.
Приподнимаюсь и делаю это с такой легкостью, что не сразу верю, что это на самом деле я.
Поднимаю руки и протираю глаза. Каждое движение дается мне невероятно легко. Да и само тело какое-то легкое и полное сил. В последний раз я чувствовала себя так лет двадцать назад.
Потерев глаза, отвожу руки и замираю. Они не мои! Слишком молодые. Слишком гладкие и ровные.
Опускаю взгляд на тело и вижу не больничную рубашку, а светло-кремовое платье. Необычное, какое-то простое, дешевое, но с кружевной вышивкой в зоне декольте. А дальше такие же невероятно молодые, красивые и стройные ноги. Почему-то в плотных чулках и старомодных высоких туфлях со шнуровкой.
— Этого не может быть! — шепчу, не в силах понять, что происходит.
Похоже, что болезнь окончательно добралась до моих ребер и я перестаю дышать. Кислородное голодание объяснило бы галлюцинации. Да, именно галлюцинации. Иначе я не могу объяснить происходящее. Но как же мне хорошо, просто невероятно хорошо сейчас!
Поднимаю взгляд и осматриваюсь. Но увиденное поражает меня еще больше.
Оказывается, что вокруг меня действительно нет никаких стен. Я и вовсе лежу в телеге, на куче сена. А вокруг еще с десяток телег и сотни лошадей.
Рядом с лошадьми, одетые в старинные мундиры, ходят мужчины. Они громко что-то обсуждают, но мне непонятно, что именно они говорят. Их голоса сливаются в один общий неразличимый гул.
Около одной из телег вижу женщин. Облаченные в черные платья с выступающими из-под них белыми блузками, они похожи на сестер милосердия. Именно такими их обычно показывают в исторических фильмах.
Вот только почему сейчас они все пришли ко мне?
— Доброе утро, голубушка! Как спалось? — раздавшийся рядом грубый мужской голос заставляет меня вздрогнуть.
Перевожу взгляд на говорящего и вижу немолодого мужчину с длинной бородой и усами. Он одет в офицерский мундир и выглядит в нем очень сурово. Даже несмотря на украшающую его лицо улыбку.
— Хорошо спалось… — отвечаю растерянно.
— Вот и славно! — произносит он радостно, будто бы рад за меня. — Нынче хороший сон к ряду со счастьем поставить можно.
— Я действительно чувствую себя счастливой, — соглашаюсь, прекрасно понимая, что его слова — это восприятие моим же разумом моего состояния.
— Счастье сейчас в цене, — продолжает улыбаться он. — Сейчас оно есть, а завтра уже ищи, куда подевалось. Времена такие…
— Какие такие? — спрашиваю, желая понять, к чему готовиться, но мой вопрос заглушает какой-то странный шум, больше похожий на взрыв. — А это что такое? — забывая о прошлом вопросе интересуюсь я.
— А это фронт, голубушка, — тяжело вздыхает мужчина. — Самый настоящий фронт!
Глава 2 Непонимание
— Как это фронт?! Какой еще фронт? — спрашиваю, совершенно не понимая, что происходит.
Слова мужчины заставляют меня напрячься. Совершенно забываю о болезни и больнице, в которой на самом деле нахожусь и полностью переключаюсь на происходящее вокруг.
— Эк вас головой-то приложило, — хмыкает он. — Благо пережить сумели. Я, право же, думал, что помирать собрались. Но отлежались и хорошо.
— Головой? Помирать? — повторяю его слова, пытаясь понять, что мужчина хочет этим сказать.
— Неужто вы, Анастасия Павловна, не помните ничего? — хмурится он. — Нехорошо это. Вам же еще работать надо бы. А как вам больных да раненых лечить, когда сами в помощи нуждаетесь?
— Лечить раненых? — понимаю, что для фронта это нормально. Но я же ни на каком не на фронте! Разве что, если представить, что мое тело сражается с поработившим меня недугом? Тогда самый настоящий фронт получается.
— Ничего, голубушка, еще отлежитесь немного и придете в себя, — заявляет он и кладет руку мне на лоб. — Жара нет уже. Точно жить будете. А там и в себя придете!
— Я, значит, головой ударилась? — смирившись с галлюцинацией, спрашиваю у мужчины. Наверное, лучше закончить свои дни так, в бреду, но
