Алексей Елисеев
Звёздная Кровь. Изгой VIII
346
Посреди разгромленной камеры Имаго-Матери воздух был густым, как мазут в заброшенном нефтяном резервуаре, пропитанный едким озоном и гарью обугленного хитина. Та самая сладковатая тошнота, что всегда следует за уничтожением сотен тварей с чуждой человеческому роду биологией, цеплялась за горло, как дешевый парфюм на потной коже. Гигантский червь Серебряного ранга, полузамерзший в ледяной броне моей Руны, торчал посреди хаоса, словно экспонат в музее инопланетных эволюционных провалов. Мерзкий симбиоз плоти и аномальной фантазии, который мог бы стать хитом в каком-нибудь зоопарке уродов и курьёзов естественного отбора. Ментальное давление твари угасло, оставив в голове эхо пустоты, ту самую звенящую тишину, что следует за артиллерийским залпом, когда уши ещё не вернули себе слух. Усталость, скорей психологическая, чем физическая, вгрызалась в кости, разъедая их, как ржавчина забытый механизм в пустыне. Тело и разум требовали отдыха, и я намеревался его нам устроить. Несколько дней мы заслужили.
Я молча собрал трофеи. Капли Звёздной Крови, что мерцали в грязи, словно фальшивые звезды на ковре из слизи и останков, и несколько Рун, выбитых из туши здешней главной уродливой твари. Обыденная рутина, сводящаяся к заурядной и циничной бухгалтерии: дебет по ранениям, кредит по каплям Звёздной Крови. Итоги подведем позже, когда мозги остынут и перестанут работать на остатках адреналина. Главное — свалить из этого рассадника уродов. Не из страха. Мы только что разобрались с королевой этого адского улья, а уцелевшие Имаго, потеряв главный управляющий узел роевого разума, превратятся в злобные, но разрозненные особи. Разобщенные Дерево и Бронза для моего Копья — всего лишь смазка для клинков, расходный материал в великой игре Наблюдателя. Скрываться больше не имело смысла. Пусть приходят — мы их встретим с благодарностью за Руны и капли Звёздной Крови, которые они нам принесут.
Мы выдвинулись наверх, но в базовый лагерь возвращаться не стали — слишком далеко, а усталость никуда не делась. Нужно было устроиться на отдых где-нибудь поближе, пока мои спутники, да и я сам не начали совершать ошибки просто из-за переутомления.
Чор, с его зоргхским нюхом на уютные дыры, по каким-то только ему видимым приметам обнаружил сухую, теплую пещерку, где воздух не вонял смертью, а неподалеку торчали заросли мясных грибов — тех самых, что в Сумеречных землях шли за деликатес, если не нашлось ничего посвежее и помясистее.
Мы расстелили импровизированные подстилки, и я занялся подлатыванием ран Чора, старательно изображавшего из себя как минимум смертельно раненого.
Ами вернулась после осмотра пещеры и подошла к нам бесшумно, как тень. Зоргх, прислонившись к стене, пытался шутить — корчил рожи, выдавал хриплые остроты, словно стендапер на последнем издыхании.
Наконец, когда я закончил и отряхнул руки, Ами, наблюдавшая за моими манипуляциями со своей Скрижалью, заговорила тоном ровным, как степной горизонт, лишенным всяких эмоций.
— Это… рыцарство, Кир. Зачем оно? Почему ты так поступаешь?
Я обернулся, вытирая руки о штанину, чувствуя, как пот и грязь липнут к коже, заставляя задуматься о том, как давно я не был в душе.
— Рыцарство? Ты о чем, Ами? О кодексе чести? Мы вроде сражаемся за капли Звёдной Крови? При чём здесь честь?
Она пожала плечами — движение выдавало усталость, плечи слегка опустились, но взгляд оставался цепким, оценивающим, как у инквизитора, вынюхивающего ересь.
— Рисковать всем ради троих незнакомцев. Вытаскивать этого зоргха с того света, когда он только и делает, что транжирит ресурсы, как пьяница уны в кантине. Объясни. Твой бог требует высокую цену за спасение души в Вечности? Или это просто способ самоутвердиться в хаосе?
Я усмехнулся, но смешок вышел хриплым, горьким. Выпрямился, чувствуя, как позвоночник хрустит, словно старая шестерёнка в механизме Системы.
— Бог? Ами, ты серьезно? Я не в курсе, каким божкам кланялись архитекторы Единства, но сильно сомневаюсь, что они одобряли бы благотворительность. Я просто такой, какой есть. Разве этого мало? Взгляни на Лис и Соболя — они тащат своих из любой задницы, не считаясь с потерями. Ты их в религиозности заподозришь? Вряд ли. Может, ты просто отражаешь свое прошлое, инквизитор, ищешь фанатика там, где его нет, а есть только упрямый идиот, который не хочет становиться частью машины?
Её губы сжались в тонкую линию, жесткую, как грань между добром и злом. Шагнула ближе, и во взгляде промелькнуло нечто — тень давнего знания, дающего право судить, как у ветерана, пережившего несколько войн.
— Я была инквизитором, да. И знаю тебя с академии «Дохлых Единорогов», когда ты был юнкером, зеленым, как Руна на Деревянном ранге. Ты всегда был таким — упертым, с этой складкой у рта, когда принимаешь решение, которое никто не одобряет. С нежеланием идти легким, очевидным путем, даже когда он лежит под ногами. Помню, как ты в одиночку полез в обвалившуюся траншею за кадетом, хотя офицеры уже списали его в расход. Взрыв ручной гранаты в замкнутом пространстве — билет в один конец. Думаешь, я забыла?
Она замолчала, давая словам осесть, как пыли после перестрелки. Голос стал тише, почти доверительным, но острым, как край илиумового меча.
— Тот приказ… решить вопрос с твоим воздержанием… это была не прихоть. Тест. Мне нужно было понять, с кем иду на войну — с твердолобым фанатиком, ставящим обеты выше здравого смысла, или с разумным человеком, способным на гибкость, как ветвь в степном ветре.
Я смотрел на нее, чувствуя, как внутри что-то сдвигается — эта женщина, ходячий тактический устав, приоткрыла страницу своей книги, и там мелькнуло нечто большее, чем холодная дисциплина. Там была уязвимость, спрятанная за панцирем. Доверие в Единстве — редкость, а предательство — норма, стоит ли открываться? Я, Кровавый Генерал без памяти, строил себя из обломков, и каждая такая беседа напоминала мне, что быть «человеком» — это не героизм, а проклятие, потому что в Системе человечность — как якорь в бурю, тянет на дно.
— И как? Убедилась? — Голос мой прозвучал глухо.
Она медленно кивнула, плечи едва заметно расслабились, словно с них свалился невидимый рюкзак с грехами прошлого.
— Убедилась… — выдохнула она, и в слове смешались усталость и облегчение. — Ты не такой, как все Восходящие, Кир. В этом и засада. Общество копирует их, а они…
Степнячка горько усмехнулась, губы искривились в гримасе, полной отвращения к миру.
— Они? — моё лицо изломала кривая ухмылка.
— … Мы —
