– В чем ее обвиняют?

– Сэр, мы не можем впустить ее без поручительства одного из жильцов, – ответил он. Я, должно быть, нахмурился, поскольку его лицо приняло извиняющийся вид. Это выглядело довольно странным, ведь на нем был надет полный комплект тактической брони, а среди обладателей экзоскелетов извиняющееся выражение встречалось не так часто. – Прошу прощения, сэр, таковы правила зонирования. У нас приказ не впускать никого с номером ниже 10K.

Я поставил подпись. Закон «Атлантиды». Это место создавалось как VIP-зона, но требования с тех пор ужесточились.

– Какой у нее номер?

– 8K, сэр, – извиняющимся тоном ответил офицер.

– Как-то слишком уж категорично, не находите?

Два года назад при рейтинге 8K она была бы вправе здесь жить: квартира, машина, полный набор.

– Правила компании, сэр, – ответил он, выпуская Корки из камеры.

Увидев меня, она улыбнулась. Мы обнялись.

– Да уж, твои парни не очень-то дружелюбные, – заметила она.

Офицер сделал вид, что ничего не слышал.

– Эй, – обратилась к нему Корки. – Какой у тебя номер?

– Скажи ей, – велел я офицеру, зная, что иначе он ей ни за что не ответит.

– 3.5K, мэм, – холодно произнес он.

Корки была вне себя от гнева.

– Всего три с половиной тысячи? Так какого черта ты держишь меня здесь, да еще охраняешь это место в гребаной противоповстанческой броне? Такого рейтинга даже для официантки мало! Сколько они платят за твою задницу?

Офицер умоляюще посмотрел на меня. Корки в чем-то была права, но ему, скорее всего, была нужна эта работа; я увел ее в сторону.

– Дерьмовые, знаешь ли, правила у вас, богатеев, – проворчала она.

Ничего подобного. По большей части правила у нас просто отменные. Но ее слова стали для меня любопытным прозрением – первым в тот день. За рулем мы обсуждали того офицера. Корки быстро успокоилась и стала задавать те самые вопросы, которые мне так нравилось от нее слышать. Как себя чувствовал охранник, каждый день видя дома богатых и влиятельных людей и зная, что сам никогда не сможет жить в «Атлантиде»? Зная, что, если бы не работа, ему бы не позволили и близко подойти к комплексу? Ведь рейтинг в 3.5K ничтожно мал; бедность, короткий тюремный срок, долг – вот что такое 3.5K.

– Скорее всего, он просто рад, что вообще получил работу, – решила Корки. Ее телефон подал сигнал; она взглянула на экран и, казалось, была ошарашена. – Черт возьми, Пат, – медленно произнесла она. – Суммарный рейтинг этого места исчисляется миллиардами. Тебе доступно… черт, да все что угодно!

– С чего ты взяла?

Она показала. Это было одно хитроумное приложение, работавшее поверх Google-карт; оно опрашивало людей поблизости и фиксировало их номера. Прямо сейчас нас окружало целое море чисел.

– Теперь ты тоже его часть, – сказал я. – Добро пожаловать в один процент.

Корки еще ни разу не была в моей части «Атлантиды», так что я устроил для нее полноценную экскурсию. Несмотря на свое название, башня Женева находится в Эдо, зоне с явно выраженным японским стилем, с небольшими холмами, лесами и мостами «под дерево». Вечные сакуры, продукт десятилетнего отбора в сфере коммерческих ГМО, роняют красные листья в искусственную реку. Продуманно расположенные здания цвета камня, дерева и слоновой кости выглядят как на открытке. Здесь не работают дроны. Над нами запрещено летать самолетам. Это чудесное место, и, как в большинстве чудесных мест, цены здесь просто заоблачные.

Мы склонились над мостом.

– Хотела бы здесь жить? – спросил я, надеясь, что она поймет намек.

– При моей зарплате? – сказала в ответ Корки. Ее смех отразился в воде под мостом. Затем она поняла, что я имею в виду. – О. Нет, Патрик. Не мое это.

– Что именно? Я?

– О, нет, нет, не ты, – поспешила добавить она. – Я про это место. Тематический парк, который после реставрации превратился в остров для богатых и знаменитых, так? Я из Лондона, Пат, по ту сторону Моста. Мне здесь не место.

– Не может же проблема быть только в этом, – возразил я. – Здесь ты можешь делать что пожелаешь – в этом вся суть «Атлантиды». Оглядись, Корки. Это открытое пространство. Все равно что свободное место для ног в бизнес-классе. Свежий воздух. Не то что грязная дыра вроде Лондона.

– Мне нравится эта грязная дыра. Уж спасибо, но я там живу.

– Но почему?

Пауза.

– Не знаю, – наконец ответила она. – Понимаешь, в нем как будто больше жизни. Да, там не протолкнуться. Да, гребаное метро постоянно ломается и на дорогах полный бардак, но это жизнь. Там есть богатые, бедные и все кто между ними. И мне это нужно, Пат. Именно этому посвящено мое искусство. Это место – оно милое, Пат. Спокойное. Но в то же время скучное. И плоское. Здесь все одинаковые. Черные, белые, но все это состоятельные люди, которые считают себя особенными, но при этом думают и поступают одинаково. Не считая присутствующих, конечно.

– Польщен, спору нет, – сухо заметил я.

Она заключила меня в объятия.

– Не злись, – добавила она. – Мне нравится это место. Здесь тихо. Может, когда-нибудь я от всего устану и захочу перебраться сюда, чтобы быть с тобой. Но давай отложим это до лучших времен, хорошо? Прямо сейчас я не хочу жить в такой тишине. Хочу, чтобы меня окружали люди. Настоящие люди.

– Настоящие люди, – эхом отозвался я.

– Ты знаешь, о чем я.

– Конечно, – соврал я, меняя тактику. Мост вдруг показался мне не самым подходящим местом. – Так что? Идем?

Когда мы ушли, я снова и снова прокручивал в голове эту фразу. Настоящие люди. Как будто все богатые, влиятельные и высокорейтинговые на самом деле подделки. Но почему? Если уж говорить начистоту, то подделками были все остальные; все эти миллионные толпы утопающих в грязи людей. А Корки, Корки и сама была ненастоящей. Ее рейтинг в 8K не оставлял сомнений на этот счет.

Думаю, я просто убедил себя, что дело было в ее неуверенности – в том, что внешний мир нравился ей больше, потому что в нем 8K означало статус знаменитости, в то время как здесь за те же 8K полагалось заключение в отстойном аэропортовом изоляторе. Я уверял себя, что ей просто хотелось внимания. А потом, кажется, и вовсе об этом забыл, потому что Корки прекрасно проводила время. Мы сходили на картинг, где носились по трассе в старых бензиновых машинах с примитивной подвеской. Это навевало приятную ностальгию. Мы пили чай в «Гелионе»; пока я отвечал на звонки, Корки задумчиво разглядывала горный пейзаж. А потом, уставшие, мы вернулись в