эта мысль. В ней сокрыта немалая истина. Особенно если учесть, что часть нашей истории неоднократно становилась предметом лжи. Даже моя версия далека от полноты: в ней есть пробелы, которые я не в силах заполнить, но, по крайней мере, буду честен на их счет. А к тому моменту, когда дочитаете этот текст, других записей о том, что на самом деле произошло в Китае, скорее всего, уже не останется. Помните, что Джулиус Коммон и китайское правительство контролируют практически все общедоступные источники информации на планете. А еще, что у любой истории, как и у медали, есть две стороны. Я потратил целую жизнь, проповедуя в пользу одной из этих сторон, а теперь меня ждет другая.
ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ БОТА-ВЕРИФИКАТОРА: НЕПРОВЕРЕННЫЕ ИСТОЧНИКИ ИЛИ ИСТОЧНИКИ СОМНИТЕЛЬНОГО КАЧЕСТВА. ЦЕЛОСТНОСТЬ СТАТЬИ ПОД ВОПРОСОМ.
Эпилог
Воздал ли я должное героям этой истории?
Мне хотелось хотя бы отчасти показать вам, какими они были в жизни: Расселл, Энистон, Ибрагим, Джулиус Коммон, даже Лю Хэн. Хотелось, чтобы в памяти осталось не только то, что они делали, но и как поступали, а еще какими они были людьми. Стольких из нас растоптал непреклонный марш Джулиуса на пути к божественной силе. Меньшее, что я могу сделать, – это напомнить о них миру.
Но NumberCorp была – и остается – громадным и мудреным чудищем. Так много движущихся шестеренок; так много строк, в которых заключено столько жизней. Мог ли я, потратив время на обрывки разговоров, которые сохранила моя память, оказать им медвежью услугу? Каждый раз, перечитывая написанное, я думаю, что мне еще есть что добавить.
В конечном счете остается лишь поверить, что написать лучше я бы все равно не смог, и просто жить своей жизнью.
Рассела Вурта, насколько я знаю, снова арестовали для допроса. Его судили за кражу данных и продажу государственных секретов Китаю под именем пророка Товии. Год его продержали в форте Винтермьют, особо охраняемом объекте, предназначенном для самых отъявленных киберпреступников, – неподалеку от Кахабы, штат Алабама.
Спустя много лет после его освобождения другой заключенный опубликовал серию видеороликов, где был в красках описан жестокий режим галлюциногенных пыток и сексуального насилия, который систематически навязывался всем узникам Винтермьюта. Разоблачение лишь закалило репутацию Вурта.
Лю Хэн, судя по доступной мне информации, жил и умер беззаветным интеллигентом. Мне довелось немного с ним пообщаться на поздних этапах карьеры. И для Китая, и для Запада Хэн стал кем-то вроде героя на интеллектуальном поприще, а его публикации со временем легли в основу глобальных реформ бесплатного образования.
Ну а я?
Когда я покинул NumberCorp, мне было тридцать пять лет. Как и многие люди моего поколения, я боялся, что, проснувшись, увижу в зеркале исхудавшее, морщинистое лицо. Мы выросли с мыслью, что в тридцать жизнь заканчивается.
А потом я с удивлением обнаружил, что это не так. Оказалось, что жизнь продолжается и дальше и заканчивается лишь тогда, когда ты сам ставишь на себе крест.
Я начал путешествовать. Меня подгонял какой-то странный зуд; к тому же я убеждал себя в том, что вдали от NumberCorp мне будет безопаснее. Надо мной все еще нависала тень антикризисного отдела. Я отправился сначала в Россию, затем – в Индию. Там меня еще помнили Арундхати Хатри и Нассим Халил, работавшие над веб-сериалом «Цифровая каста». Призраки прошлого.
Именно они сподвигли меня на преподавание. И вскоре, оказавшись на другом конце света, я взялся за обучение. Я учил фотографов делать снимки по старинке: никаких световых полей, только линзы высшего качества. Объяснял студентам-кинематографистам, какие моменты стоит запечатлеть, а от каких лучше избавиться. Преподавание нашло во мне отклик. Говорят, что главная цель любой жизни, от бактерии до человека, – это передача информации. Уверен, что изначально речь шла о генетике, но, насколько я могу судить, мы обмениваемся информацией куда быстрее, чем какие бы то ни было гены. Я ускорял этот процесс. И это чувство грело мне душу.
Я не ожидал снова встретиться с Джулиусом, хотя сам он проявлялся в моей жизни тысячей разных способов. Каждое утро я проверял «Номер» на своем телефоне. Тап, тап. И вот, сразу над сводкой новостей, сплетен в соцсетях и геометок, – мой рейтинг. Рейтинг имел первостепенное значение. Именно благодаря ему мне доставались лучшие столики в любом из ресторанов – простые, но обременительные для кошелька мелочи. Благодаря ему у меня был пропуск в VIP-секцию любого клуба, где я хотел развлечься. Благодаря ему я летал первым классом. А когда в Великобритании открылась «Атлантида», именно благодаря рейтингу я буквально за копейки обзавелся пентхаусом: руководство «Атлантиды» было радо уже тому, что я живу в их комплексе, так как понимало, что со временем рейтинги остальных поднимутся просто в силу моего присутствия. Люди проявляли ко мне доброту из принципа. Настолько все было хорошо.
А еще это было напоминанием. О Джулиусе, о NumberCorp, о нашем детище. Десять лет тому назад половина этих людей не удостоили бы меня даже парой окриков. Мне было необязательно ездить на «Ламборгини», зависать в дорогих клубах, транслировать богатую жизнь в Instagram и делать что-то подобное. В каком-то смысле «Номер» давал свободу: я мог жить так, как хотел, и, пока моя работа имела значение, мне не требовался никакой фасад.
Однажды в ноябре я проснулся, почистил лицо, умыл зубы – если так можно выразиться – и окунулся в новый день. Солнце уже взошло, вечная сакура в саду, как обычно, сбросила светло-красные листья, и я поехал в аэропорт, чтобы забрать Корки.
Хацуко Ида, или, как я ее называл, Корки, была моей страстью. Сообразительная, забавная, умная – можете вставить сюда любое слово, которым люди описывают своих возлюбленных. В ней поразительным образом сочетались франко-африканские и японские черты; не самая типичная внешность, но… некоторые люди привлекают нас, как пламя – мотылька; Корки могла бы остаться без гроша (и тогда это было чистой правдой), могла одеваться в рубище и все равно бы притягивала к себе окружающих. У нее было тяжелое детство. Ее настоящему телу не хватало руки и половины ноги: вместо них она носила механопротезы. Из-за этого Корки постоянно испытывала неудобство в аэропортах. Сегодня она возглавляет Надзор, специальное ведомство ООН, которое занимается активным розыском людей, виновных в жестоком обращении с детьми. Если однажды она поведает миру, через что ей довелось пройти ребенком, вы все поймете.
Ее отвели в изолятор на территории аэропорта – сплошной бетон и металлические поручни. Я остановил офицера у входа
