я. Но потом решил, что не хочу выставить себя идиотом.
Видимо, мое замешательство не ускользнуло от его внимания.
– Я о событиях, которые могут многое рассказать о тебе как о человеке, – объяснил он. – Проблема в том, что для распознавания закономерностей требуются громадные объемы данных. Делает ли опера нас умнее? Мы этого не знаем, зато знаем, что, если ты ходишь в оперу, у тебя есть деньги или связи в определенных кругах.
– И скоро мы это зарелизим?
– О нет, – небрежным тоном ответил он. – Как я и сказал. Слишком мало данных, даже не близко. Может, лет через пять. Пока что мы используем то, что есть, для запуска небольшого побочного проекта. Помнишь Twitter?
Я помнил Twitter.
– Он свое отжил, – добавил Джулиус. – Там можно было использовать хештеги из ста сорока символов, а пользователи отправляли сообщения, которые могли читать их подписчики. Сейчас эта механика используется большинством социальных сетей. В упрощенном виде. Но тогда она произвела настоящий фурор.
– Он был довольно полезен как источник новостей, – сказал я, вспомнив уйму импровизированных уроков журналистики, которые мне преподал отец.
– Мы создаем нечто подобное. Не совсем, но похожее. Суть в том, что если ты находишься в зоне какого-то события и люди о нем говорят, значит, о нем знаешь и ты. Это может быть все что угодно – от революции или вооруженного ограбления до вечеринки в паре улиц от тебя. Не имеет значения. Если это может принести тебе какую-то пользу или доставить удовольствие, мы укажем тебе направление. NumberCorp всегда поможет.
Джулиус улыбнулся. Ненадолго.
– Да, сама идея не нова, – согласился он. – Но это начало нашей собственной социальной сети. Мы заполняем вакуум, который остался после ухода Twitter. Плюс Ибрагим хочет, чтобы нашим стажерам было чем заняться.
– Это постоянный проект?
– Facebook, Anagram и Totem используют эту штуку на всю катушку, но я бы их всех прихлопнул, будь у меня такая возможность. Хотя, если говорить о реальных шансах, меня бы вполне устроил новостной сегмент. Сколько у нас сейчас человек с «Номером», миллионов триста?
– Триста тридцать.
– Хорошо, а теперь отмасштабируй это до нескольких миллиардов. Допустим, мы вырастем в десять раз – до трех целых и одной десятой миллиарда. За вычетом Китая это половина населения планеты. Что, если у нас в руках окажется контроль над новостями для трех целых и одной десятой миллиарда людей? Мы будем не просто публиковать комментарии к очередному обновлению «Номера» – если разыграем эту карту с умом, то сможем контролировать то, что эти три миллиарда видят по утрам, а значит, и то, о чем они думают. Так что проект и правда интересный.
Как видите, Джулиус Коммон мыслит большими числами. Даже когда дело касается его побочных проектов. Следующие тридцать минут нашего разговора прерывались лишь звяканьем вилок и моими мыслями о городах будущего, где люди, заглядывая в телефон по утрам, будут неизменно видеть наш золотисто-зеленый логотип.
– Кстати говоря, – сказал я, пытаясь поддержать разговор. – Вы так и не объяснили, зачем меня вызвали.
– Завтра будет вечеринка, – ответил он. – Мы запускаем «Номер» в Юго-восточной Азии и начнем прямо отсюда. Знаешь, как «Номер» соотносит поведение с культурными нормами?
Я этого не знал, но кивнул. Джулиус, впрочем, все понял.
– При каждой корректировке твоего номера в дело вступает механизм, который анализирует твои действия и пытается понять, хорошо это или плохо с точки зрения норм, принятых там, где ты живешь, – объяснил он. – Тратить кучу денег на ипотеку, брать студенческие займы, проявлять политическую активность, учиться в хорошем колледже – в США такое поведение одобряется. Зато наличие машины ни о чем не говорит. Здесь же правила игры немного отличаются. Местные не любят влезать в долги, но владение дорогой машиной считается благом. Иметь отношение к политике – значит запятнать себя грязью. Нам нужно нечто вроде подопытного кролика, чтобы это проверить. Небольшая группа людей, на примере которой мы сможем наблюдать за работой софта для Юго-Восточной Азии, проводить и воспроизводить эксперименты. Теперь понимаешь, зачем ты здесь?
Я кивнул.
– Это место подходит идеально, – продолжил он, отрезая ножом кусочек стейка. – Высокое покрытие сети, практически все население онлайн, а пока министры довольны, правительство позволит нам делать все, что мы, черт возьми, захотим. Я хочу, чтобы завтра ты поехал со мной. Сделай снимки. Пусть это выглядит как самое важное событие со времен первой высадки на Луне. Я слышал, президент хочет приобщиться к нашему делу, а значит, может заглянуть нам на огонек. У тебя есть все, что нужно? Оснащение?
До операции на глазах оставался еще месяц, но пока что я вполне мог обойтись имеющимися средствами.
– Я могу чем-то помочь? Единственное, чего не могу обещать, – это детей и политиков: первое незаконно, а второе – дорого.
Сначала это сбило меня с толку, но потом я понял, что он пошутил. Во всяком случае, попытался.
– Ну что ж, – сказал Джулиус Коммон. Должно быть, он почувствовал неловкость момента, так как решил поднять бокал вина. – За завтрашний успешный запуск.
– За успешный запуск, – промямлил я.
Остаток ужина мы провели в тишине.
На следующий день я приготовил свой лучший костюм и галстук. Надел Wireframe Optics 300. И положил в сумку свой видавший виды Nikon.
Wireframe Optics 300 на тот момент входил в список комплектующих, которыми пользовался каждый профессиональный фотограф. Это был Google Glass, который, однако же, сделали как надо, да еще и уместили в контактную линзу. Моментальные снимки, видео, зум. Это была единственная по-настоящему дорогая вещица в моем арсенале – главным образом из-за стоимости лицензии. Неприятно конечно, зато это устройство вмещало в себя всю мощь камеры iPhone. Nikon был зверем совершенно другого пошиба. Громоздкий. Внушительный. Конструкция из линз и металла. Его тяжесть чувствовалась в руке. Мощная оптика для съемки с высоким разрешением. Сенсор такого размера, что для него дневным светом показалось бы даже тусклое освещение ночного клуба. Технология световых полей, позволяющая манипулировать ракурсами камеры уже после съемки. Он до сих пор при мне.
Подчиненные Амарасингхе были улыбчивы и обходительны: они проводили меня в отель, заполненный светом и звуком денег и власти. Женщины с бриллиантами в волосах скользили мимо меня в невероятно красивых сари. Повсюду сновали изысканно одетые официанты с вином и канапе на подносах. Но Джулиус будто провалился сквозь землю.
Я быстро осушил стакан и принялся за работу.
У фотографов, освещающих светскую жизнь, есть два пути к славе. Первый – сделать целую кучу снимков красивых женщин. Ведь у красивой женщины непременно есть собственная