Он был напряжен и трезв как стеклышко.

– Нам нужно позаботиться о гостях, – сказал он. – А ты приглядывай за Джулсом.

Что было дальше, я не помню: знаю только, что между нами с Джулиусом так или иначе завязался разговор. Очень легко вести чудесные беседы на пьяную голову и ничего не помнить на следующий день – в этом вся суть. Я, однако же, помню, что Джулиус все сильнее распалялся, и в какой-то момент, когда я начал трезветь и уже мог вспомнить, что именно пью, он указал куда-то мне за спину и спросил:

– Что ты видишь?

Я взглянул. Получилось это не сразу, потому что моя голова двигалась, как на чрезмерно смазанных подшипниках, – она раскачивалась из стороны в сторону, пока мне не удалось взять ее под контроль. Я увидел, как Вурт в углу пытается очаровать министра и его жену; увидел танцующих Энистон и Ибрагима; и целую уйму людей с претензией на известность, моделей, политических активистов, которые препирались, смеялись, флиртовали между собой…

– Вот что ты видишь, – заплетающимся голосом ответил Джулиус. – Дерьмо, которое сопровождает победителя. Все эти сраные мелкие заправилы в сраном мелком прудике, которые чувствуют, что здесь делаются большие деньги; вот они и пришли, чтобы преклонить колено, расцеловать нам жопы и посверкать ножками, чтобы приобщиться к общему действу. Акулы, Патрик, акулы. Эти люди чувствуют деньги, как чертовы акулы – кровь. Ты только посмотри на этих надушенных, разодетых говнюков! Вот так ты и узнаешь, что стал победителем, Пат: когда по твою душу приплывают акулы. Твой отец это понимал, Патрик, а ты?

Я не понимал. Я был слишком пьян, чтобы что-то понимать.

Но его это почему-то разозлило.

– Не понимаешь? – вдруг закричал он, наклонившись над столом. – Что здесь непонятного, ты, полудурок?

Я отшатнулся, опрокинув на пол стул и стоявший сразу за мной миниатюрный столик с напитками. В зале стало тихо.

Воспоминания о тех моментах размыты. Кто-то помог мне подняться на ноги, но хорошо я помню только Джулиуса.

– Чего именно ты не понимаешь? – проревел в тишину Джулиус Коммон. Он с трудом поднялся на ноги. – Не понимаешь, на что подписался?

Молчание. Гости смотрели на него, и теперь все их внимание было сосредоточено на человеке, который стоял, пошатываясь; и в лучах этого внимания Джулиус застыл, как олень в свете автомобильных фар.

– Джулс… – начала было Энистон.

– Нет, иди на хрен, и не надо меня затыкать, – перебил ее Джулис Коммон. – Через десять лет мы будем жить в совершенно другом сраном мире, ясно? Мире, где вы сможете назвать имя человека, а я скажу, насколько он ценен для нас, сраного человечества. Не просто сколько денег на его банковском счете, а чего он, сука, стоит как представитель нашего сраного вида – и это дерьмо ты не скроешь и не подделаешь. В жопу ваш консьюмеризм. В жопу богатство, накопленное поколениями. Можете сколько угодно ездить на своих ссаных тачках за кучу бабла и обмазываться дурацким макияжем – через десять лет все это будет уже не важно. Я подомну этот мир под себя, и будь я проклят, если не слеплю из него что-то стоящее.

– Джулс!

Джулиус покачнулся.

– Мы низвергнем фальшь, – пообещал он им, вторя посту в блоге Вурта. – И возвестим правду. Мы изменим этот гребаный мир.

Гости огорошенно молчали. А затем принялись аплодировать.

Кто-то сзади выкрикнул:

– Низвергнем Фальшь! Возвестим Правду!

Это стало спусковым крючком.

– Низвергнем Фальшь! – скандировали они, заходясь радостными воплями. – Возвестим Правду! – Они повернулись к Джулиусу Коммону и устроили нам настоящие овации. – Низвергнем Фальшь! Возвестим Правду!

Я этого не понимал. Да и сам Джулиус тоже. Он просто глядел на них в пьяном замешательстве. Затем он перевел взгляд на меня, будто ища ответа, но все, что я мог, – это, пошатываясь, уйти прочь, пока Энистон и Вурт уводили Джулиуса в его комнату. Проходя мимо, Вурт смерил меня сердитым взглядом.

Забавно, как жизнь порой сводит нас с другими людьми, ведь на следующий день мне позвонил сам Джулиус.

– Мне сказали, что прошлой ночью я тебя оскорбил, – сказал он.

– Ты был пьян.

– Да, да, был, – согласился он. Наступила неловкая тишина.

– Пустяки, Джулс, – сказал я. – Я ведь тоже был не в себе.

– Я только что вернулся со званого вечера, где был настоящей душой компании; с моих уст слетали остроты, все смеялись и восхищались мной, но я ушел… и мне хотелось застрелиться, – произнес он.

Мой телефон – хвала Google – моментально опознал цитату.

– Кьеркегор?

– Именно, – ответил Джулиус. – Ты сегодня свободен? Обед у меня?

Так он хотел извиниться.

Та пьяная ночь стала началом того, что можно назвать дружбой между мной и Джулиусом Коммоном.

Как мне донести до вас остальную часть этой истории? Видите ли, сегодняшняя NumberCorp так тесно переплетена с персоной Джулиуса Коммона – как Amazon с Джеффом Безосом или Facebook с Марком Цукербергом, – что попытка их разделить представляется мне совершенно непосильной задачей. Последние десять лет я пытался собрать кусочки пазла в единую картину, что в итоге привело меня к осознанию одного факта: чтобы рассказать историю NumberCorp, я должен рассказать историю самого Джулиуса. Как когда-то выразился человек по имени Ларс Кёниг, чтобы по-настоящему понять Творение, нужно вначале понять Бога.

Но, будучи рассказчиком, я понимаю, что мое повествование движется лишь в одном направлении, и я бы нарушил его ход, решив прямо сейчас отвлечь ваше внимание биографией Джулиуса. Поэтому в конце книги вы найдете один из самых непреходящих памятников нашей дружбы – эксклюзивное описание его жизни, в подробностях, которые он не открывал никому другому, впервые опубликованное в Watchmen Press. Со временем мои отношения с Джулиусом и NumberCorp менялись, и статья подвергалась корректировкам – по большей части материалами, которые явно были ему не по душе. Читайте на свой страх и риск.

Поймите также, мой дорогой читатель, что сегодня Джулиус Коммон является самым влиятельным человеком на планете и определенно одним из самых больших ее затворников; сегодня у него нет друзей. Но были времена, когда я знал его достаточно близко, чтобы делить с ним еду, выпивку и компанию; были времена, когда он позволял мне рассказывать его историю.

Часть II

В 2012 году [Майкл] Косински доказал, что в среднем на основе 68 лайков в Facebook можно с точностью 95 % предсказать цвет кожи пользователя, с точностью 88 % – его сексуальную ориентацию, и с точностью 85 % — приверженность к