чем у людей, поскольку при ходьбе они опираются только на носок. Сайринат надеялся, что биологически кости моих ног ещё достаточно молоды, и у меня есть шанс выработать «правильную» походку, поэтому и обувь мне подобрал дайр'анскую, «коррекционную», как он сказал. Я назвала этот эквивалент человеческих туфель босоножками. Подошва у них была только на носке, далее они поднимались до щиколоток, жёстко фиксируя пятку. Спереди зачем-то была шнуровка, которая начиналась от середины стопы и заканчивалась, опять же, на щиколотках. Пальцы ног оставались открытыми. Вообще Сайринат объяснил мне, что на его родине принято оставлять когти на руках и ногах открытыми, а то вдруг на дерево захочешь залезть?
Справившись со шнуровкой, я вышла в комнату. Сайринат сидел на своём обычном месте, за столом слева от двери в ванную, и смотрел в одну точку. Когда я вышла, он плавным движением скользнул в ванную и закрылся там.
В отличие от золотисто-синей ванной, гостевая комната была выполнена в белом цвете, как и большая часть жилых комнат в Логове. Белые стены, белый стол, белая тумба у дивана, белый ковёр, светящийся белым потолок. Огромный, в пол-комнаты светло-кремовый диван выглядел в этой монохромной комнате очень ярким. Он был овальным и имел высокую спинку, которая постепенно становилась ниже вдоль боков и совсем исчезала только на небольшом участке спереди. У стены на этом похожем на гнездо диване лежала моя постель — пара подушек и одеяло. Хотя то, что дал мне Сайринат, больше напоминало перину, чем одеяло. Когда я по старой привычке заматывалась в него, чувствовала себя так, словно попала в мягкое облако. Но спалось мне здесь на удивление хорошо. За диван, одеяло и ванную я была почти готова мириться со своим положением. Фактически я была пленницей. Официально мне никто этого не говорил и за руку не удерживал, но Сайринат неизменно находил предлог держать меня в комнате. Даже когда я выходила, он всё время сопровождал меня. Анриль и другие ящеры в ситуацию не вмешивались, очевидно, считая, что это наше с Сайринатом дело.
— Ты не голодна? — за размышлениями о своей нынешней жизни я пропустила момент, когда Сайринат вернулся и снова расположился за столом.
— Пока не очень.
— Ты очень мало ешь и худа. Ты не больна?
Я оглядела свою фигуру. Лишнего жира не наблюдалось, но и признаков дистрофии тоже.
— Возможно, из-за груди ты кажешься тоньше, чем есть. Всё же следует кормить тебя лучше. Скажи, тебе нравится еда в Логове?
— Да, — ответила я сквозь зубы.
— Почему ты злишься?
— Потому что я не хочу и не могу есть больше.
— Ты согласишься, если я буду готовить для тебя?
— А ты умеешь? — я удивлённо воззрилась на ликвидатора.
— Если охотница добывает еду, воин должен её готовить.
— Приготовь, а я попробую.
— Я сделаю немного мяса для начала. Ты выучила новую грамматику, которую я тебе объяснял?
Такой переход с темы на тему был явным признаком того, что Сайринат хочет меня чем-то отвлечь, чтобы самому уйти и закрыть дверь, кода для которой я не знала. Моих же просьб сказать его воин словно не замечал. Анриль рекомендовала потерпеть и временно воздержаться от разговоров на эту тему, видимо, считая, что пока лучше просто плыть по течению. Я и плыла, даже найдя в этом некоторое удовольствие. Наверное, я слишком устала думать и переживать, как буду жить дальше, а пока от меня ничего не зависело, и можно было расслабиться и просто учиться, делая вид, что Сайринат не выгонял меня, я не жила среди людей. К несчастью, память и совесть твердили об обратном, и их становилось всё тяжелее заткнуть даже во время учёбы.
Грамматика общегосударственного языка Симбиотического Союза Видов Звёздного Сектора «Драконий Коготь» отличалась простотой и отсутствием исключений из правил. Куда большей проблемой в изучении языка было запоминание слов. Анриль обучала меня с применением какой-то методики ассоциативных связей, намертво спаивая в моём сознании слово с его точным значением, но непривычный к чужому вмешательству мозг мог запомнить довольно ограниченное количество материала за раз. К тому же, усвоение другой информации ухудшалось, а вспоминать значения новых слов я иногда начинала совсем некстати, порой впадая в некое подобие ступора. Анриль утверждала, что это пройдёт, и что мне надо параллельно что-то запоминать самостоятельно, чтобы не забыть, как это делается. Поэтому я упорно учила грамматику и основы общих дисциплин вроде химии, биологии и физики. Какие-то знания у меня остались, но они были весьма поверхностными. Сайринат также сказал, что необходимым предметом является философия, но он не хочет мне её объяснять, чтобы не запутать. Поэтому мои знания о том, какая у ротасс-нок'ан мораль и этика, стремились к нулю.
«Слова, обозначающие свойства, изменяются в зависимости от того, являются ли они для предмета постоянными, кратковременными или долговременными. Постоянные свойства обозначаются префиксом…» — читала я слова, выведенные скользящим почерком ликвидатора. Читала, кстати, уже третий раз, и никак не могла запомнить.
Запахло едой. Оторвавшись от бумажки, я посмотрела на входную дверь. Сайринат поставил на стол блюдо. Я почти видела, как от мяса до моего носа тянется ниточка божественного аромата.
— Как успехи? — поинтересовался Сайринат.
— С большим трудом, — ответила я.
— Может, стоит изменить методы? — спросил ликвидатор.
— Каким образом?
— Например, как сказать «он посинел от холода»?
Я перевела почти машинально, поскольку моё внимание было отвлечено запахом еды.
— По-твоему, это будет постоянное свойство?
— Э… нет. А, точно, там префикс «па».
— Правильно, можешь поесть, если хочешь.
Поскольку запах мяса окончательно завладел моим сознанием, уговаривать себя дважды я не заставила и быстро пересела за стол.
«Пожалуй, за такую еду можно простить даже домашний арест… или не прощать?» — думала я, смакуя нежное, сочное мясо, исходящее сладким соком. Неожиданно я поняла, что оно закончилось.
— А что так мало? — спросила я почти возмущённо.
— Я не знал, понравится тебе или нет, — ответил Сайринат.
— Понравилось. Спасибо большое.
Сайринат что-то пробормотал.
— Что, прости?
— Если ты — бездарь, научись нормально готовить, — перевёл ликвидатор. — Любимая фраза деда, когда он начинал критиковать меня или отца.
— А ты — бездарь? — удивилась я.
— Нет, но некоторое время вся семья считала именно так.
— Почему?
— Примерно до семнадцати лет я был довольно слаб физически, умственные способности не демонстрировал, чтобы сверстники не били. Мой талант в рисовании дед игнорировал.
— Он был авторитетом в семье?
— Да, его уважали даже в других кланах. Перечить ему смела только мать.
— Какие вообще порядки в семьях и кланах?
Я встала из-за стола и перебралась на диван, поскольку