— Но ты ведешь себя абсолютно нормально…

— Из-за наркотика эмоциональная реакция практически отсутствует. Но я не хочу медленно сходить с ума.

— И что же ты хочешь от меня?

— Чтобы ты лишила меня возможности принять наркотик и была рядом тридцать часов. Причём вне Логова. Там мне не позволят так рисковать.

— Я хотела бы помочь тебе, но я тоже не хочу рисковать твоим разумом.

Вот этого я и опасался. Похоже, придётся её уговаривать.

— Каким бы ни был результат, ты станешь свободна. Я больше ни к чему не буду тебя принуждать. И ты в любом случае останешься моей наследницей. Ты ничего не теряешь.

— Я могу потерять тебя.

— Это случится рано или поздно. Вопрос времени.

— Это ведь я напоминаю тебе о прошлом, так?

— Да. Но, если ты уйдёшь, это не значит, что я забуду. Чтобы забыть, я должен чувствовать.

— Сайринат, прости, но я… я не хочу так рисковать. Я выучусь как можно быстрее и покину Землю, чтобы больше не тревожить тебя. Я не хочу, чтобы из-за меня ты стал безумцем.

— Видимо, придётся всё же прибегнуть к шантажу. Скажи, есть ли у Алисы деньги на пластическую операцию? Я забыл, что у людей плохо заживают ожоги, но ты напомнила мне.

Светлая кожа Лины побелела ещё сильнее.

— Нет! — прошептала она. — Ты этого не сделаешь!

Она испугалась и разозлилась по-настоящему, я видел это по глазам, которые резко посветлели.

— Мне абсолютно нечего терять. И я пойду на всё, чтобы достичь цели.

— Что конкретно ты хочешь от меня?

— Через несколько дней мы снова отправимся в город. На самом деле, я унесу тебя дальше. В этом районе есть небольшая горная гряда, где люди бывают очень редко. Там ты свяжешь меня и будешь рядом тридцать часов.

— Но как же еда и вода?

— Во-первых, ликвидаторы могут обходиться и без первого, и без второго тридцать часов без вреда для организма. Во-вторых, там будет ручей. Вода не настолько чистая, как в Логове, но её можно пить. Ты согласна?

— А ты ещё сомневаешься? — спросила Лина. Она нервно покусывала нижнюю губу. Похоже, моя угроза изуродовать её подругу оказалась очень действенной. Кстати, я почти блефовал.

— В случае, если эксперимент окажется неудачным, о тебе позаботится Анриль. Завтра же я напишу официальный документ, что ты являешься моей наследницей и получаешь всё моё имущество в случае моей смерти или полной невменяемости. Возьмём верёвки, чтобы ты могла связать меня.

— Это ещё зачем?

— Я вряд ли буду себя контролировать во время ломки и могу причинить тебе вред. И не думай о нашем договоре при Анрили или других гончих. Если они решат вчитаться в тебя, ничего не получится.

— Постараюсь, — почти прорычала Лина. — Пошли домой.

— Я не хотел давить на тебя.

— Неважно. Пошли!

Жаль, что пришлось прибегать к угрозам. Но мне действительно было необходимо избавиться от наркотика. Надеюсь, рано или поздно Лина поймёт.

Когда мы вернулись домой, Лина сразу легла спать. Похоже, она сильно на меня разозлилась. За следующий день мы не сказали друг другу ни одного слова, не относящегося к учёбе. Я сначала хотел извиниться, потом решил сделать это после того, как освобожусь от зависимости. Если, конечно, я не сойду с ума. Вероятность была достаточно высока, но меня подобный вариант устраивал. Я действительно чувствовал себя виноватым перед Линой и повёл себя недостойно, угрожая не ей лично, а человеку, который был ей дорог. Но ничего лучше я не придумал. Потом я объясню ей. Вряд ли сейчас охотница готова меня слушать. К тому же, она имеет полное право обижаться на моё бесчестное поведение. Если всё пройдёт удачно, я обязательно искуплю свою вину перед ней, сделаю всё, что она скажет.

Через день мне пришло письмо, что моё прошение рассмотрено и удовлетворено, и Лина признана подданной нашего государства. Я рассказал ей об этом.

— Твоё новое имя — Алькирайя дель Сайрината де Рикари эль Миол ле Виа аль Лиондрэ, что означает — Алькирайя, принятая Сайринатом из семьи Рикари клана Миол второй ветви рода Медитирующих.

— Мне это ни о чём не говорит. Но почему Алькирайя?

— Это наиболее точный перевод твоего человеческого имени на наш язык.

— Но я не хотела менять имя!

— Моим сородичам будет трудно выговаривать его полную форму. Именно поэтому я всегда зову тебя Линой.

— Можно подумать, выговорить Алькирай-йа намного проще.

— Для нас — да. К тому же, не стоит так открыто демонстрировать своё происхождение из не созревшей цивилизации.

— Я и так выгляжу как человек. Какой смысл прикидываться чистокровным ликвидатором?

— Когда у тебя появится узор, ты станешь очень похожей на чистокровную охотницу.

— Но у меня нет ни крыльев, ни хвоста, да и по росту я тебе уступаю.

— Это нормально. У охотниц из рода Лиондрэ очень короткие хвосты, крылья им ампутируют почти сразу после рождения. По росту ты тоже всего на несколько сантиметров ниже нормы.

— Но зачем им удаляют крылья?

— У охотниц аль Лиондрэ они не развиваются. У нас только воины способны летать. Есть несколько родов, где охотницы тоже имеют крылья, но это исключение. Если тебе сделать пластику лицевых костей черепа, тебя будет очень трудно отличить от чистокровного дайр'ана.

— Спасибо, но мне пока нравится моё лицо, — ответила Лина.

— Мне тоже нравится твое лицо.

Несколько секунд Лина молчала. Потом она осторожно спросила:

— Это ты так шутишь, да? Ведь по вашим меркам моё лицо точно не соответствует эталону красоты…

— У нас отсутствует само понятие «эталон красоты», — ответил я. — У тебя очень гармоничные черты, необычные для охотницы, но приятные, красивые глаза. У нас внимание обращают даже не столько на внешность, сколько на запах. И вообще, истинная красота не знает стандартов. Они — дело привычки, и только мешают заметить прекрасное в том, что отлично от них.

— Сайринат, скажи, почему ты очень редко смотришь собеседнику в глаза?

— Это не вежливо. По глазам просто понять истинные чувства собеседника, особенно если он — дайр'ан.

— Разве это плохо? — удивилась охотница.

— Для нас это сопоставимо с касанием руки собеседника. Допустимо во время приветствия или личного разговора, но не более. К тому же, у многих видов пристальный взгляд в глаза — признак агрессии.

— А почему считается