Сайринат сел за стол.

— Клан состоит из нескольких родственных семей. Им управляет глава, выбранный из глав семей. Дед был главой нашей семьи. Внутренние порядки семей и кланов довольно различны. По слухам, при жизни бабушки право голоса имела она, дед и их дочери, но, когда я родился, дед управлял имуществом семьи, практически ни с кем не советуясь. Большинство глав кланов и семей советуются со своим окружением, но решение принимают сами.

— Кто сейчас является главой твоей семьи?

— Нашей семьи, Лина. Ты же станешь моей наследницей. Формально глава семьи — я. У меня не осталось родственников. Если не будет наследников, после моей смерти имущество Рикари поделят между другими семьями клана.

— Не осталось? Они все погибли?

— Нас истребили на войне, как и большую часть нашего клана. Я хочу, чтобы ты сохранила нашу семью, Лина.

— Я приму твоё имя, если это необходимо для обучения, но я не хочу брать на себя никаких обязательств.

— Это моё желание, а не просьба. Ты не обязана его выполнять.

— Твои желания звучат очень похоже на приказ.

— К несчастью, я не могу тебе приказывать.

— А хотел бы?

— Так было бы проще, — ответил воин.

Глава вторая

Сайринат

Идея Анрили занять Лину учёбой оказалась успешной, но лишь на время. Я надеялся, что постепенно охотница втянется в процесс, проявит хоть какой-то интерес к знаниям, но после разговора о порядках в наших семьях я не услышал от неё ни одного вопроса. Она постоянно отвлекалась, училась неохотно, к тому же, мне казалось, что её что-то тревожит. Однажды она обратилась ко мне со странной просьбой:

— Сайринат, я могу навестить Алису?

— Зачем?

— Потому что я хочу её видеть.

— Почему? Зачем напоминать себе о прошлом? Это — пройденный этап.

— Я всё равно не забуду. Понимаешь, есть что-то, что заставляет меня снова вспоминать. Пока не разберусь с прошлым, не смогу нормально двигаться в будущее.

— И при чём тут Алиса?

Лина смогла ответить не сразу.

— Я думаю, она поможет мне разобраться, даст толчок… в общем, мне просто нужно с ней поговорить! Словно что-то внутри скопилось, и надо выплеснуть.

— Для этого тебе обязательно нужно поговорить с подругой?

— К чему вопросы, Сайринат? Ты против?

— Я пытаюсь понять. Почему именно Алиса?

На этот раз Лина думала ещё дольше. Потом она неуверенно произнесла:

— Наверное, потому что она ассоциируется с событиями, которые меня беспокоят. Не знаю точно. Я — не мастер самоанализа. Но я хочу поговорить с Алисой. Можно?

— Разумеется. Любопытно. Ты словно пытаешься вскрыть гнойник. Но станет ли от этого легче?

— Не попробую — не узнаю. Наверное, сначала будет больно, а потом… кто знает? Может, наконец заживёт нормально.

Мне понравилась эта аналогия. Действительно, душевные повреждения часто напоминают физические. Гнойную рану надо вскрыть и промыть, чтобы она зажила. И, чем больше я думал об этом, тем отчётливее понимал, что этот метод может решить и мою проблему.

— Так когда я смогу увидеть Алису?

— Посмотрим. Но я обещаю, что отнесу тебя к ней, как только смогу.

Мне казалось, что охотница продолжает тосковать по человеческой жизни. Как же всё получилось… несправедливо. Я должен был умереть, Лина должна была остаться человеком. Но что случилось, то случилось. Прошлое изменить невозможно, значит, будем разбираться с тем, что имеем в настоящем.

В настоящем у меня было две задачи — помочь Лине принять новую жизнь и избавиться от наркотической зависимости. Этот препарат переставал мне помогать. Иногда мне даже казалось, что у меня начинаются зрительные галлюцинации, и угроза сумасшествия не исчезла, просто процесс сильно затянулся. Я говорил об этом с Анрилью, но её ответ мне не понравился. Она сказала, что для нашей родины будет лучше, если я буду сходить с ума медленно. За личность меня уже не считали — просто инструмент, который рано или поздно сломается, и лучше уж поздно, чем рано.

Гончая мне сочувствовала, но смысла от её жалости было очень мало. Лина пока ничего не замечала, поскольку наркотик не позволял чувствовать испуг, когда возникали видения. Но кто знает, сколько это продлится? Передо мной вновь был выбор: рассказать или утаить? И на этот раз я решил выбрать первый вариант.

Через три дня я отвёл Лину в город. Надо сказать, ждать её пришлось довольно долго. Я ходил по верхнему этажу одного из домов на окраине, изучал затянутое тучами небо и готовил себя к ответственному разговору. Несколько раз мне казалось, что я слышу её голос. Поэтому, когда она действительно меня окликнула, я среагировал не сразу.

— Сайринат? Ты слышишь меня?

Я резко обернулся. Лина стояла у стены, искоса смотрела на меня чуть поблёскивающими в полумраке синими глазами и накручивала прядь волос на палец. Выражение её лица было непроницаемым.

— Да. Тебе стало легче?

— Нет. Мне так мерзко, Сайринат…

— Мне тоже нехорошо.

— Думаю, нужно что-то более сильное. Разговор с Николаем или Сарой, но… подожди, что ты сказал? Тебе…

— Мне плохо. Я должен рассказать тебе одну вещь. Я принимаю сильное психотропное наркотическое средство.

— Зачем ты его принимаешь? Что оно делает?

— Не даёт чувствовать, — ответил я. — На первых порах это было нужно мне, чтобы не сойти с ума от горя, боли и бессилия. Но сейчас только мешает.

— И ты не можешь избавиться от этой зависимости?

— Мне не позволят, — ответил я, глядя в ночь. — Ротасс-нок'ан быстро привыкают к подобным веществам, но так же быстро избавляются от привычек. Достаточно продержаться без препарата чуть более суток. Но, чтобы сделать это, я должен быть лишён возможности его принять.

Полукровка ничего не сказала. Она тоже смотрела вдаль, на огни центральных кварталов.

— Ты могла бы помочь мне, — сказал я.

— Каким образом? — её голос еле заметно дрогнул.

— Удержать меня от приёма препарата в течение тридцати часов.

— Почему именно я? — Лина перевела взгляд на меня, но я не мог понять, какие чувства скрываются в синей глубине её глаз.

— Больше никто не сможет. Я много читал о подобных веществах. Пережить ломку и не сойти с ума невозможно, если нет опоры.

— Почему ты хочешь это сделать?

На этот раз я сам отвёл глаза и начал рассматривать острия когтей.

— Это средство больше мне не помогает. Оно позволило сохранить разум, но оно же