Лина куда-то пропала. В последнее время она много рассказывала мне о неком человеке по имени Николай. Я этого Николая не видел, но про себя уже желал ему всего самого худшего. Я прекрасно понимал, что это неправильно, но сделать с собой ничего не мог. У меня было мерзкое ощущение, что из-за этого человека Лина стала реже приходить в Логово. Но, может, так и надо?

И снова мысль потянула за собой ассоциацию, а та — воспоминание.

«Ты стал уделять мне очень мало внимания, Тёмное пламя».

«Брось, я занимаюсь нашим проектом больше, чем всем остальным».

«Вот именно, ты занимаешься проектом. Но ты ведёшь себя уже как партнёр по этому исследованию, а не как друг».

Я злюсь. Я проверяю сложнейший расчёт, который ещё предстоит подтвердить практически, а друг мешает мне бессмысленными фразами.

«К чему эти слова, Шаен? Ты отвлекаешь меня».

«Мне важно знать», — стальным голосом произносит он и резко хватает мою руку. Я смотрю ему в глаза. Шаеннат кажется обманчиво хрупким и женственным, но он — очень сильный и опасный противник, как и я, один из лучших воинов. Будучи старше на пять лет, он мне как брат. В сине-зелёных глазах горят алые искорки, но я не могу понять, что его злит.

«Что именно?» — вероятно, мои глаза также меняют цвет, потому что поведение Шаенната меня раздражает. Только здравый смысл удерживает меня от того, чтобы вызвать единственного друга на дуэль.

«Почему ты меня избегаешь?» — взгляд глаза в глаза, долгий, выматывающий. И я первым отвожу глаза.

«Шаен, я…» — я хотел начать оправдываться, сказать, что вовсе не избегаю его, но понял, что это не так.

«Не говори. Мне всё ясно. Ты влюбился. Извини, — Шаеннат отпустил мою руку. — Ты влюбился, поэтому у тебя больше нет времени на меня. Это нормально. Наверное, так и должно быть».

Ни тогда, ни сейчас я не смог избавиться от ощущения, что Шаен убеждал сам себя. В то время я ещё не знал, что такое ревность, и не мог понять его чувств. Шаеннат попытался подружиться с моей избранницей, но ничего хорошего из этого не вышло. Однажды Миолина поставила меня перед выбором: или она, или Шаен. И я поступил глупо и подло — не стал защищать нашу дружбу, пожалуй, самое ценное, что вынес из детства. Тогда я просто не понимал. Теперь уже поздно что-то исправлять. Я просто сказал Шаеннату: «Пройдёт время, и она забудет о моём обещании, привыкнет. Всё будет как раньше». Но я, дурак, предал друга и даже не понял этого! Я не понял, почему Шаен разозлился на меня. Друзья детства, из-за моей ошибки мы расстались почти врагами. Шаеннат очень сильно любил меня и не менее сильно ревновал. А я не смог вовремя понять, насколько сильно.

И сколько было сделано таких ошибок, которые уже не исправить?

Я должен сделать выбор, впервые за долгие годы. Я не знаю, какой будет цена ошибки. Или я рассказываю Лине о своей болезни, или просто выгоняю её. Выгоняю навсегда.

Если я расскажу ей о своём изъяне, как она станет ко мне относиться? Начнёт жалеть, утешать? Станет опасливо держаться подальше? Я не хочу этого. Но что-то надо предпринять. Несмотря ни на что, нас тянет друг к другу слишком сильно, полукровка никогда не разорвёт эту связь. А это нужно сделать, иначе однажды я либо не смогу себя сдержать, либо навсегда утяну её за собой в тёмную бездну отчаяния и беспросветности. Если я просто признаюсь ей в том, что болен, этого может оказаться недостаточно. Значит, мне остаётся только одно, то, чего я так не хотел — я могу причинить ей боль. Я ведь сумел играючи ранить Шаенната. Не думаю, что с Линой всё будет сложнее. Но я никак не мог решиться на этот шаг, пока Анриль не сказала, что Линины гены дайр'ана становятся активнее после того, как она проводит время со мной. Я и сам чувствовал, как жажда одновременно убить и обладать становится сильнее. Ещё немного, и я просто начну удерживать её возле себя силой. Если я действительно хочу, чтобы Лина осталась человеком, надо действовать. Так будет лучше для нас обоих.

И снова воспоминание из далекого прошлого привлекло моё внимание. Я — не чистокровный Лиондрэ, носитель генов враждебного рода Крадущихся. Большинство из тех, кто узнавал правду о моей родословной, сразу начинали относиться ко мне, как к прòклятому. Только трое из тех, что знали мой секрет и не принадлежали к моей семье, относились ко мне иначе. Чарриэнна, моя первая любовь, даже захотела от меня ребёнка. Я отговаривал её, но охотница переспорила меня и раз и навсегда убедила в том, что я не должен стыдиться того, в чём нет моей вины. Каким бы ни был мой геном, я — один из сильнейших воинов если не рода, то ветви точно.

Но одно дело быть носителем генов враждебного рода, другое — быть носителем страшной и опасной болезни. Нет, я не буду рисковать и рассказывать Лине правду.

Полукровка могла бы спасти меня от одиночества, но что я могу дать взамен? Зачем манить дуновением ветра, когда у меня сломаны крылья? Я ничего не могу ей дать, и место её не рядом со мной, а с людьми. Если надо потушить последний тлеющий уголёк в барханах пепла, я сделаю это. Сделаю, потому что обязан хоть кого-то спасти от себя. А Лине находиться рядом со мной слишком опасно.

Это так просто — обратить свой яд в злые слова. Мой голос всегда спокоен, лишён эмоций. Я не соврал ни в чём, просто сказал не всю правду. Так просто оказалось обидеть наивную, ранимую душу. Я видел, как в её прозрачных, как вода, глазах блестели слёзы. Я довёл роль до конца, хотя это было очень тяжело. Мне хотелось схватить её, прижать к себе и не отпускать больше никогда. Но я, напротив, гнал её от себя. Гнал, пока ещё мог. И она ушла. Ушла в слезах, и больше не вернётся. Мне больно, но рана заживёт. Я забуду, я привыкну к одиночеству.

Анриль была в шоке. Нет, гончая не повышала на меня голос, она просто не могла понять, зачем я сделал это. Я ответил просто: мне было слишком тяжело рядом с Линой, а ей было слишком опасно рядом со мной. И тогда Анриль просто тихо извинилась.

— За что ты просишь прощения, гончая? — спросил я.

— За