— Собираешься в их группу? — спросил я.

— Возможно. Надо же начинать с чего-то возвращение в человеческий мир.

Я не думал, что это удачный выбор, но не мне было решать. В конце концов, что я сам знаю о людях?

В конечном итоге, моё участие в исследовании свелось к тому, что я помогал налаживать аппаратуру, а гончие занимались, собственно, анализом результатов. Они бы и с аппаратурой могли справиться без меня, но не хотели каждый раз лазить по базам данных и искать инструкции к технике. Природа посмеялась над ними, наделив не очень хорошей памятью. Но, учитывая, что гончие имеют прямой доступ к большинству баз данных нашего государства, память им нужна только для хранения личных впечатлений.

Насчёт Лины я не ошибся. У полукровки определённо просыпались дайр'анские инстинкты со всеми вытекающими последствиями. Мне стало неловко общаться с ней, особенно смотреть на неё во время разговора, хотя раньше мне это нравилось. Для меня она всё ещё оставалась ребёнком, и дело тут было не во внешности, а в её психике и отношении к миру. Лина только начала заново осознавать сложность бытия, память к ней возвращалась крайне медленно. Словом, я не воспринимал её как взрослую охотницу, а, когда испытываешь невольную тягу к детям, появляется очень противное ощущение…

С другой стороны, всё было вполне логично: у Лины был запах взрослой охотницы, а их я давно не видел, она неосознанно пыталась меня соблазнить, пусть и не очень успешно. Я не мог совсем не реагировать. Но из собственного опыта знал, что объяснить Лине, что именно она делает не так, не смогу. Немного другой наклон головы, чуть более продолжительный взгляд из-под прикрытых век — ощущение притягательности складывается из незначительных, казалось бы, деталей. И, даже если я отмечу и запомню их все, Лина всё равно не сможет за собой уследить. А я почему-то не решался даже намекнуть, что именно меня теперь не устраивает в нашем общении, хотя полукровка сама заметила, что я стал вести себя с ней по-другому. Что характерно, на вопрос, что именно изменилось, она тоже не смогла ответить.

Лина навещала нас раз в два дня. После очередного обследования мы оставляли гончих изучать результаты и шли ко мне в комнату. Лина теперь почти не общалась с Анрилью — только со мной. Она рассказывала мне новости о людях, иногда задавала какие-то отвлечённые вопросы. У меня новостей не было и быть не могло.

Как обычно, полукровка сидела на диване. Рядом на столике стояла тарелка с виноградом, который Лина методично поглощала в процессе беседы. Я сидел за столом и шлифовал когти. В общем, всё как всегда.

— Сайринат, послушай… я не могу понять, как, но я меняюсь. Скажи, ты чувствуешь эти перемены, правда?

— Да, — ответил я, сосредоточившись на когтях.

— И из-за этого все странности? Я уже говорила тебе, я не могу внятно описать, но чувствую, что ты… как-будто относишься ко мне немного иначе. Избегаешь смотреть на меня во время разговора. Я не хочу тебя обидеть.

— Ты меня не обидела. Что насчёт перемен, которые ты заметила, то они неизбежны. Всё пройдёт.

— И мы будем общаться как раньше? Сейчас меня не оставляет чувство, что тебе неприятно моё общество.

В чём-то она была права. Своим присутствием полукровка выводила меня из равновесия, я чувствовал себя как после пробуждения от того кошмарного сна-воспоминания. Ощущение, что ещё немного — и я снова начну сходить с ума, попеременно рычать от злости, выть от отчаяния и плакать от собственного бессилия. К счастью, наркотик удерживал меня от подобного.

— Время покажет. Пока я не могу ничего сказать.

— Сайринат, ты уходишь от ответа. Я хочу знать, почему ты теперь смотришь в стену во время разговора, а вид у тебя такой, словно ты вздохнуть лишний раз боишься. Что произошло со мной, что так влияет на тебя?

— Ты стала полукровкой. Это всё, что я могу сказать.

— Я часто видела, как ты рисуешь. Но не видела, что именно. Можно посмотреть? — Лина резко сменила тему. Разумное решение.

— Почему бы и нет? Сейчас закончу с этой рукой и покажу.

Закончив уход за когтями, я прошёл в свою спальню и выдвинул из стены ящик с рисунками. Я взял стопку чёрно-белых: тех, что были посвящены Земле, но предварительно вытащил из неё все изображения Лины. Как я ранее отмечал, их оказалось на удивление много.

Я вернулся в комнату и отдал рисунки Лине. Наши пальцы соприкоснулись всего на мгновение, но этого хватило, чтобы кровь по жилам побежала быстрее и появилось сильное желание полной грудью вдохнуть её запах, а ещё лучше — прижаться носом к её коже, к нежному запястью или, скажем, шее. И где мой когда-то впечатляющий самоконтроль?

Я заметил, что полукровка тоже задышала чуть тяжелее. Нет, с этим надо что-то делать. К счастью, я объяснил Лине, что ротасс-нок'ан очень редко касаются друг друга во время общения. Из-за наличия острых когтей любое прикосновение ладонью часто воспринимается как угроза. Но не могу же я во время общения с полукровкой постоянно носить фильтры и её заставить? Да и как обосновать это, не признаваясь, что меня к ней тянет, и я ничего не могу с собой сделать?

Лина разложила чёрно-белые картинки прямо на диване. Ничего примечательного в них не было: какие-то пейзажи, вещи из человеческого мира, за которые зацепился взгляд.

— Ты чудесно рисуешь. Наверняка где-то учился.

— Да, я посещал художественные семинары. Руководители утверждали, что я способен научиться лучше. Но рисование никогда не было для меня чем-то большим, чем успокаивающим хобби.

— И как же рисование тебя успокаивает?

— Знаешь, качественно сделанная карикатура на твоего неприятеля может доставить массу положительных эмоций.

— Интересно, — тихо произнесла Лина, перебирая рисунки. — А как бы ты изобразил меня?

Я сделал вид, что не услышал вопроса.

Лина стала приходить реже, общение с людьми увлекало её всё сильнее. И я стал ревновать её к людям. Наркотик не давал этому чувству затмить мой разум, но уже не мог от него избавить. Лина была единственным дорогим для меня существом, и я хотел, чтобы она была со мной или хотя бы в моём мире. Я очень хотел бы сделать из неё настоящую, взрослую охотницу, прекрасную, стремительную и дикую. Но она была не такой. По воспитанию Лина была человеком, и