Огненно–красная пелена ярости залила мне глаза, выжгла всё внутри. Мир вокруг сузился до багрового пятна, в центре которого плавала ухмыляющаяся рожа нелюдя в черной куртке с розовыми петлицами. Последнее, что я осознал — как моя рука, двигаясь словно сама по себе, выхватывает из кармана «Браунинг».

Потом был только огонь. И легкие толчки отдачи теплой рукоятки пистолета в ладони.

Когда кровавая пелена упала с глаз, первое, что я услышал — какие–то щелчки. Я стоял, тяжело дыша, в груди отчаянно колотилось сердце. Моя правая рука, с зажатым в ней «Браунингом», все еще была поднята. Указательный палец судорожно, снова и снова, нажимал на спусковой крючок. Щелчок… щелчок… щелчок. Но магазин уже опустел.

Ко мне рывком вернулось ощущение реальности. Я почувствовал едкий запах пороха, смешавшийся с запахом крови. Прямо передо мной на утоптанной земле возле двери в «гостиницу» лежал оберлейтенант Хельмут Робски. Безжалостный палач. Его лицо было искажено ужасом, а на куртке алели кровавые пятна.

Стоявшие рядом, с круглыми от шока глазами, лейтенант Ганс и фельдфебель Отто, тоже начали приходить в себя, их руки потянулись к оружию.

Игнат Михайлович вскинул «Вальтер» и двумя точными выстрелами в голову завалил фрицев. А потом, спокойно прицелившись — застывшего от удивления в пяти метрах от нас танкиста, который окликнул Робски по имени.

— В машину! Быстро! — рявкнул Пасько. Бросив чемодан, старик с неожиданной силой буквально запихал меня на заднее сиденье «Хорьха». — Витя, гони!

Машина рванула с места казни убийц. Только сейчас послышались тревожные крики немцев. Туман был нам на руку — давал нам шанс вырваться из Лозовой до того, как найдут трупы.

«Хорьх» полетел так, что меня вдавило в спинку сиденья. Виктор Артамонов, бледный как полотно, давил на газ, не разбирая дороги,

— Витя, ну, куда ты свернул? — спокойным голосом сказал Игнат Михайлович, перезаряжая пистолет. — Нам на выезд надо! Давай здесь налево, как раз на главную улицу вернемся.

Виктор притормозил, и высунулся из окна, вглядываясь в непроглядную муть. Наконец, слегка успокоившись и определившись с направлением движения, Артамонов повел машину аккуратно, без диких ускорений.

Мое сердце колотилось в груди как бешеное, адреналин огненной волной катился по венам. Я механически, дрожащими пальцами, вытряхнул пустой магазин из «Браунинга» и вогнал на его место новый, с тринадцатью патронами. Затем сделал глубокий вдох. Я должен взять себя в руки. Я, в конце концов, не сопливый мальчишка, а немолодой мужик с выжженной душой.

— Игорь, ты в порядке? — Игнат повернулся ко мне, его глаза, холодные и ясные, изучали моё лицо.

— В порядке, — буркнул я. — Всё в порядке, Михалыч. Сорвался. Прости.

— Чёрта с два, сорвался! — старик усмехнулся с самым мрачным видом. — Ты не сорвался, сынок. Ты просто исполнил приговор. Так тому ублюдку и надо. Но теперь держись. Выбраться бы…

Машина ехала по центральной улице, довольно пустой из–за раннего времени. Нам навстречу попадались лишь редкие фигуры солдат. Крики позади уже стихли, поглощённые туманом и расстоянием. Но у немцев есть телефонная связь, а отдать команду на перекрытие движения по селу — дело одной минуты.

Но вот впереди показался укреплённый блок–пост, через который мы проезжали накануне. Только сейчас он выглядел ещё более грозно. К двум танкам « Pz.Kpfw.II» и пулемётным гнёздам, добавились три зенитки «Флак–38» — две спаренных и одноствольная. Все расчеты были на своих местах, а ствол ближайшей развернут в сторону тыла. То есть — как раз на наш подъезжающий к КПП автомобиль. Дорогу перегородил мощный шлагбаум — ударом легковушки его было не снести.

— С ходу не прорваться. Придется остановиться, — ледяным тоном констатировал Игнат.

— Что делать? — голос Виктора дрогнул.

— Я постараюсь их уболтать, — я сглотнул ком в горле и выпрямился на сиденье. — Но вы будьте наготове.

Машина замедлила ход и плавно подкатила к заграждению. К нам уже шёл тот самый дотошный фельдфебель, с которым мы говорили вчера. Его лицо было напряжённым, автомат «МП–40» передвинут с бока на грудь.

Я распахнул дверь, не дожидаясь, пока мы полностью остановимся, и выскочил навстречу. Я должен был сыграть роль испуганного, взволнованного офицера. И это было нетрудно.

— Тревога! — закричал я на немецком, делая испуганные глаза и размахивая руками. — В селе русские диверсанты!

Я увидел, как среди немецких солдат пробежала волна. Кто–то встревоженно оглянулся в сторону села, кто–то скинул винтовку с плеча. Но фельдфебель не поддался панике. Он, несмотря на возраст, был опытным служакой, прошедшим, видимо, не одну кампанию. Он только нахмурился, и скользнул цепким взглядом по моему лицу, по машине, по сидящим внутри Игнату и Виктору.

— Русские диверсанты? Где? — его голос был полон скепсиса.

— У гостиницы! Мы видели, как они скрылись в переулке! Они могут быть где угодно! Поднимите по тревоге ваш пост! Немедленно!

— Да, нам сообщили по телефону из комендатуры, что в селе стреляли и есть убитые, — совершенно спокойно произнес фельдфебель. — Прошу всех выйти из машины и приготовить документы для проверки. Пока фельджандармы не выяснят обстоятельства происшествия, никто не уезжает.

Это был тупик. Он нам не верил. Каждая секунда работала против нас. Я посмотрел на Игната. Старик едва заметно кивнул. Похоже, что без боя не обойтись, других вариантов не осталось.

Игнат Михайлович медленно, с подчёркнутой неспешностью, открыл дверь и вылез их «Хорьха».

— Фельдфебель, — его голос прозвучал тихо, но с такой металлической ноткой, что караульный невольно вытянулся. — Вы только что совершили роковую ошибку.

Он резко выбросил вперед руку с зажатым в ней «Вальтером». Фельдфебель, получив пулю точно в лоб, отлетел назад. Солдат справа от него, не успевший даже вскинуть винтовку, рухнул на землю, хватая ртом воздух. Я тоже выхватил «Браунинг» и расстрелял расчет ближайшего пулеметного гнезда. Началась бойня.

Старый полковник снова стрелял с двух рук, по–македонски, как герой вестерна. И получалось это у него просто великолепно — все пули шли точно в цель, ни один патрон не был потрачен впустую.

Воздух на блок–посту наполнился криками, свистом пуль, резкими хлопками выстрелов. Очередь из «МГ–34» прошила боковину «Хорьха», выбив стекла. Виктор, высунувшись из окна, стрелял из своего «Парабеллума», отчаянно