— Садись, Зигги, — оберлейтенант подтолкнул меня на одну из коек. — Ганс, доставай нашу «особую» бутылку, порадуем летуна.

Мне налили полный стакан мутноватой жидкости из бутылки с рукописной надписью на этикетке: «Schnaps». Пойло воняло сивухой и меня чуть не вырвало, но я стоически сделал вид, что высоко оценил угощение — восхищенно цокнул языком.

— Ну, за встречу! — провозгласил Хельмут и залпом опрокинул свой стакан. Его примеру последовали остальные.

А я, пригубив мерзкую отраву, ловко выплеснул содержимое за спинку кровати, в темный угол.

Потом начались обычные в таких случаях пьяные разговоры. Танкисты жаловались на русские дороги, на грязь и пыль, на «фанатиков–комиссаров», на свое командование. Я кивал, поддакивал, вставлял ничего не значащие фразы. Они были уже на той стадии опьянения, когда внимание рассеяно и контроль ослаблен.

Вдруг лейтенант Ганс нагнулся и достал из–под кровати потертую гитару.

— Споем для поднятия боевого духа, — объявил он с пафосом и начал нестройно бренчать, затянув какой–то заунывный немецкий романс. О том, как юный рыцарь ушел на войну, а его невеста ждала-ждала и не дождалась. Ганс фальшивил так, что у меня зашевелились волосы на голове. Я невольно поморщился.

— Ага! Вижу, вижу! — заорал Хельмут, тыча в меня пальцем. — Наш авиатор морщится! Значит, знает толк в искусстве! Давай, летун, покажи, как надо! Спой нам что–нибудь! Что–нибудь… чтоб душа развернулась!

Он сунул гитару мне в руки. Ладно, уроды, сейчас я вам такое сбацаю, надолго запомните. В «прошлой» жизни у меня был богатый репертуар застольных песен. В том числе и немецких.

Я взял гитару. Она оказалась шестиструнной. А я привык к русской семиструнке. Но основы те же. Я немного побренчал, настраиваясь, привыкая к узкому грифу и другому строю. Пальцы сами вспомнили движения. И, наконец, я принялся перебирать струны «шестеркой» в среднем темпе и запел вполголоса песню прогрессивной рок–группы «Каменный таран»:

Die Tränen greiser Kinderschar

Ich zieh sie auf ein weißes Haar

Werf in die Luft die nasse Kette

Und wünsch mir, dass ich eine Mutter hätte

Keine Sonne die mir scheint

Keine Brust hat Milch geweint

In meiner Kehle steckt ein Schlauch

Hab keinen Nabel auf dem Bauch

В припеве я ударил по струнам «боем» и повысил голос:

Mutter, Mutter

Mutter, Mutter

Глаза моих «собутыльников» расширились от удивления. Они слушали, замерев, как истуканы, завороженные этой странной песней. Когда я закончил, лейтенант Ганс горячо спросил:

— Чья это песня, кто ее написал?

— Тиль Линдеман из Рамштайна, — машинально ответил я и после небольшой паузы уточнил: — Из городка на севере земли Рейнланд–Пфальц.

Внезапно дверь в наш уютный гадюшник распахнулась настежь. На пороге стоял Игнат Михайлович. Мне показалось, что из–под его век бьют молнии. Увидев разъяренного полковника, танкисты вскочили и вытянулись, попутно уронив на пол одну из тумбочек.

— Оберлейтенант Трумп, следуйте за мной! — отчеканил Игнат. — А вы, господа офицеры, немедленно ложитесь спать! Праздник закончился! И проветрите комнату — у вас воняет, как в солдатском борделе!

Я торопливо юркнул в дверь, просочившись бочком мимо реально разозленного старика. В нашей комнате Игнат, убедившись, что за стенкой затихло, схватил меня за лацкан мундира, притянул к себе, и с подозрением втянул воздух ноздрями. Но результат «органолептической экспертизы» оказался отрицательным и Игнат Михайлович облегченно выдохнул, прошептав:

— Похоже, что ты только губы смочил… А я было подумал, что ты с ними и правда водку пьешь… Извини, Игорь…

— Пустое, Михалыч! — отмахнулся я. — Пришлось подыграть этим придуркам. Во всех смыслах этого слова… А ты что–нибудь интересное на совещании узнал?

— Узнал! — несколько раз кивнул старик. — Самое главное — Функ и второй генерал, командир двадцатой дивизии Генрих Ланг, приняли решение идти на Вороновку. Но точной численности личного состава и техники «Группы Глеймана» они не знают! Представляешь, Игорь, они до сих пор думают, что наши высадили в их тылу воздушный десант. И это при том, что есть много свидетельств очевидцев о применении этими таинственными десантниками тяжелых танков! Как у них такие противоречивые факты в одну теорию укладываются — бог весть!

— Нам этих недорезаных тевтонцев не понять! — усмехнулся я. — Учитывая состояние вражеской техники, я сильно подозреваю, что из Лозовой они выйдут не раньше, чем послезавтра. И двигаться в Вороновку будут двое–трое суток. Так что у наших есть куча времени на отход.

— А вот про отход, наверное, можно будет вообще забыть, — сказал Игнат, загадочно ухмыляясь в усы. — Я все–таки узнал точную текущую численность всех трех дивизий. Так получается, что она примерно равна численности «Группы Глеймана». У наших недостаток горючего и боеприпасов — так ведь и у немцев тоже. Причем, как бы не больший. Фрицам бы, по хорошему, надо отремонтировать имеющуюся технику, и получить пополнение. Полностью восполнить недостачу топлива и боеприпасов. И только потом кидаться в бой. Но на это может уйти не менее недели, а командующий группой армий «Юг» фельдмаршал фон Рундштедт прислал приказ о немедленном наступлении к Днепру и ликвидации «русского десанта». Так что… Они выступят послезавтра утром. Тут ты угадал. Генерал Функ сумел выбить на приведение частей в порядок всего сутки.

— Обо всем этом нужно как можно быстрее сообщить полковнику Глейману! — сказал я.

— Конечно! — кивнул Игнат. — Нам тут больше делать нечего. Всё, что нужно, мы узнали. Выезжаем завтра на рассвете.

Глава 16

16 сентября 1941 года

День седьмой, утро

Утро пришло, как в романсе: туманное и седое. За окном колыхалась молочно–белая пелена тумана, затянувшая улицу. Только что взошедшее солнце пробивалось через эту кисею тусклым, размытым диском. В комнате стоял промозглый холод, от стен ощутимо тянуло сыростью. Я лежал на койке, укрытый тонким одеялом, и смотрел на потолок, трещины на котором образовали причудливые узоры. Спал я урывками, просыпаясь от каждого скрипа за дверью или отдаленного гула мотора. Мозг отказывался отключаться, понимая, что тело находится в окружении врагов.

В углу возле двери, на своем матрасе, спокойно посапывал Виктор Артамонов. Его молодой организм, несмотря на стрессовую обстановку, взял свое, и парень спал глубоким сном. Игнат Михайлович, напротив,