Другой рассказывал, как он ночи напролет просиживал за картишками и даже «однажды мой сосед, отец Георгий, крест свой поставил на банк, играя с плутом земским начальником…»　

Любитель хозяйства не мог нахвалиться своими свиньями, которых он откармливал принесенными из церкви просфорами и хлебом с панихид… Вспоминались им попойки, разгульное, сытое житье за счет одураченных людей. На головы безбожников, забывших церковь, как из рога изобилия, сыпались проклятия. Не обходились эти обеды и без сальных анекдотов, в которых высмеивались служба божья, доверчивость верующих и даже сам бог. «Святые отцы» с удовольствием их рассказывали, слушали, восхищались проделками ловких церковных обманщиков, смеялись над обманутыми, над святыми угодниками.　

Как пример можно привести один из многих рассказов священника Иоанна, настоятеля церкви села Ново-Михайловки. Он дает представление о моральном облике «слуг божьих».　

— Один архиерей, — начал он, — служил с протодьяконом, который никогда не забывал хорошенько выпить перед началом службы. Владыка и сам любил побаловаться сатанинским напитком, но только делал　он это после службы и потому был строг к тем, кто осквернял себя до начала молитв.

В праздник преображения перед началом литургии протодьякон не остерегся и дохнул водочным перегаром прямо в лицо владыки…　

«Снова нализался как свинья», — грозно, но тихо, чтобы не слышали люди, упрекнул его святитель.　

Более он ему ничего не успел сказать, так как началась служба…　

Литургия шла гладко, если не считать того, что провинившегося покачивало, когда он кадил алтарь и иконостас, но заученные эктении он не путал. Пришло время читать евангелие… Архиерей стал на горнее место, протодьякон с евангелием в царских вратах…　

Хорошо знакомый текст он читал громким пропитым голосом, без остановки. Но когда дошел до слов «и сотворим три», вдруг остановился… Далее слово было закапано воском. Молчать нельзя, читать нечего… Он еще раз повторяет: «И сотворим три»… А сам в это время поспешно ногтем скребет воск, но вместе с воском сдирает бумагу с буквами. Растерявшись окончательно, он в третий раз протяжно повторяет: «И со-творим три»…　

Владыка стоял зеленый от злости. И когда протодьякон в третий раз сказал «три», он не выдержал и громко, на всю церковь, говорит: «Три дули». Протодьякону ничего не оставалось делать, как продолжите чтение евангелия по тексту, что он и сделал: «Одну тебе, одну Моисею и одну Илье».　

Взрыв хохота потрясал стены дома.　

— Это анекдот. А вот я расскажу вам то, что было в действительности, — вытирая слезы, вызванные смехом, проговорил отец Илья, из Черниговки.　

— Приехали мы вместе с сыном дьякона, — начал он свой рассказ, — на каникулы. Были мы уже взрослые — в тот год оканчивали духовную семинарию. Скучно в селе летом, все люди на работе, село стоит тихое и пустое… Только время от времени с колокольни доносится звон. В то время отец служил ежедневные заупокойные службы по покойнику-богачу. Со скуки пошли мы в церковь. Отец служил один, дьякон поехал на ярмарку. Отец спешит… читает так, что ни одного слова не разберешь. В церкви нет ни души, только сторож временами заходит, чтобы поправить горящие лампады. Стали мы с товарищем на клирос, а в это время отец делал вечерний вход через царские врата. И только он сказал «премудрость прости», мы как грянем: «Гоп, мої гречаники, гоп, мої милi»… Блаженной памяти, отец мой от неожиданности растерялся, но, увидев, что это мы, улыбнулся, погрозил рукой с кадилом да и подхватил своим голосищем вместе с нами…　

Увлеклись мы песней и только тогда оглянулись назад, когда услыхали в притворе отчаянный крик. Смотрим, а там лежит наш старик сторож. Мы к нему, а он без сознания. С помощью воды привели его в чувство. А он со страху все крестится да молитвы шепчет… Успокоился и рассказал нам, что, зайдя в церковь, увидел он сатану, который принял образ моего отца и бесовски в царских вратах орал срамные песни. С перепугу он и чувств лишился… Мы, переглянувшись, улыбнулись, а отец начал его уверять, что мы, мол, спокойно и чинно молились, ничего подобного не видели и не слышали…　

«Сатана искушает тебя, чтобы осквернить твой разум, — назидательно говорил ему отец, — ты должен противиться дьявольскому наваждению. Найми молебен с водосвятием и с акафистом святителю Николаю».　

Старик поблагодарил отца за добрый совет, и мы тут же отслужили молебен об изгнании нечистого духа из раба божьего Лавра.

И снова хохотом реагировали «святые отцы» на ловкую проделку.　

Такие разговоры вели между собой священнослужители, оплакивая старые «добрые» времена, безвозвратно ушедшее прошлое.　

Не могу не рассказать и еще об одном храмовом празднике, участником которого был и я. В августе 1943 года, когда Советская Армия громила оккупантов, изгоняя их с русской земли, когда фашистские захватчики, чувствуя на себе сокрушающие удары, грабили и вывозили все ценное, а недвижимое имущество уничтожали, когда облава следовала за облавой и эшелоны с людьми отправлялись в концлагеря, когда люди прятались в погребах и вырытых тайниках в степи, перед самым приходом советских воинов благочинный Больше-Токмацкого района дал распоряжение священникам объявить во всех церквах района, что 28 августа, в день праздника успения божьей матери, в Большом Токмаке, в соборе, будет торжественная служба, которую все верующие должны посетить. Всем священникам района было предписано тоже явиться в обязательном порядке к службе.　

Богослужение проходило в здании районного дворца культуры, где кроме стариков и детей находились «отцы» города — предатели, служившие в городской управе. По окончании службы благочинный Василий Перхарович произнес проповедь, в которой призывал благословение божье на гражданские власти за содействие в получении здания под собор и за помощь оказанную в ремонте и переоборудовании его под церковь. Здесь же, в соборе, был устроен обед для церковного актива. Почетные места за столом вместе с Перхаровичем заняли «отцы» города.　

В то время, когда в соборе проходил обед, за его стенами фашистские солдаты и полицейские устроили облаву на людей. Они рассчитывали, что брошенная　приманка в виде торжественной службы выведет людей из тайников и улов рабов для концлагерей будет обильным.　

Но не только подобные предательские деяния украшают служителей алтаря господня. В первые годы моей службы священником я удивлялся, возмущался и, пребывая в религиозном ослеплении, молился, чтобы господь вразумил заблудших. Тогда мне казалось, что грешные поступки моих собратьев являются исключением из принятых норм жизни и поведения священнослужителей. И я утешал себя подобными мыслями, оправдывал ими свое пребывание в их среде. Только много позже я смог более здраво судить об этих фактах. А тогда я просто думал: в