семье не без урода. Да к тому же, встречал я не только плохих христиан. Случалось это редко, но в сознание мое западало крепко. Ведь я постоянно искал оправдание всему плохому, что я видел в церкви, и каждый раз, когда мне встречались люди, близкие к моему идеалу, я еще более укреплялся в мысли, что все плохое в церкви идет от искушения сатаной, от злого мира. Но больше все же было фактов, показывающих паразитизм, лицемерие и даже аморальность служителей Христа. От года к году эти факты постепенно разрушали мои иллюзии и идеалы. Но шел этот процесс медленно и тяжело, со многими колебаниями весов в ту и другую сторону: за и против церкви. Первое время такие факты не только не отталкивали меня от религии, а, напротив, заставляли в поисках истины еще больше углубляться в «священные книги». Это еще более затуманивало мою голову, мое сознание.
Я был свидетелем, как пожилой священник, с наружностью благообразного, смиренного и кроткого человека, преднамеренно обманывал доверчивых верующих. В праздник святой троицы церковь села Попово (ныне Смирново), Куйбышевского района, Запорожской области, была полна народу. Многие из верующих желали исповедаться и причаститься. Это обещало большой доход церкви.
Но для совершения литургии (литургия — это служба, во время которой приготовляются «частицы» для причастия) нужен был антиминс, которого в церкви села Попово не было. Без него же священник не мог исповедовать и причащать верующих. Если кто-либо из священнослужителей, говорит церковный устав, дерзнет совершать эту службу без антиминса, тот совершит кощунство и будет проклят в этой и будущей жизни. Но подобные угрозы — пустой звук для священников, деньги для которых являются тем богом, которому они служат. Безруков не мог допустить, чтобы деньги верующих остались у них. Он посылает пономаря к себе на квартиру за хлебом и наливкой. В это время я находился в алтаре и, слыша это распоряжение, спросил Безрукова:
— Зачем вам хлеб?
— Буду служить литургию и причащать, — ответил он.
— Но как же служить, если у вас нет антиминса? — удивленно спросил я.
— Посмотрите, тогда поймете, — поспешно ответил отец Федор и вышел из алтаря в церковь исповедовать людей.
После исповеди в алтарь внесли полный, горой, поднос с деньгами…
— Видите, — удовлетворенно сказал Безруков, пряча деньги в кошелку, — разве можно было такие деньги по глупости своей упустить!..
Приняв от пономаря принесенный хлеб и наливку, он выслал его из алтаря.
— Мирских людей никогда в наши церковные дела не посвящайте. Избегайте лишних глаз. Их дело — верить, а наше — с их веры жить.
Сделав такое разъяснение, он взял чашу — обыкновенную стеклянную вазу, налил в нее наливки, добавил воды, разломал хлеб, начал его мять и бросать в «чашу». Покончив с этим «священнодействием», он перекрестил кашицу и начал совершать полную литургию… В положенное время батюшка вышел в церковь причащать людей этой кашицей. После причастия Безруков с удовлетворением сказал, что никто из верующих не догадался, каким причастием он их кормил. Наоборот, все они в знак уважения и благодарности за такую «благодать» целовали ему руку.
Может быть, спросят меня, обман Безрукова — единственный случай?
Нет. В 1942–1947 годах во многих церквах не было антиминсов, а следовательно, не могла бы совершаться и литургия. Но ведь при этой службе священники получают самые большие доходы. Зная это, священники церквей, где были антиминсы, начали давать святой платок напрокат в другие церкви. За день проката в карман святых дельцов ложились крупные суммы денег.
Среди «слуг божьих» на этом поприще особенно отличился священник Гуляй-Польского благочиния, Запорожской области, Иоанн Богомаз. Имея свой личный антиминс (как впоследствии выяснилось, он его украл в свое время в одной из церквей Днепропетровской области, что подтверждала и надпись, имевшаяся на антиминсе), он давал его напрокат не на сутки, а лишь на считанные часы, притом за каждый час проката требовал 100 рублей. Мало этого, в своей коммерции «святым предметом» он дошел до того, что даже время дня тоже учитывал при взимании платы: до 12 часов дня за каждый час брал 200 рублей, после 12 часов каждый час стоил 100 рублей. Торгуя таким образом, «святой отец» наживал громадные деньги да еще лицемерно восхвалял свое деяние, как угодное богу распространение «благодати». Ходил он из села в село и предлагал свои услуги. Однажды он предложил антиминс священнику Попову, в селе Малая Токмачка, Ореховского района. Последний жаждал заработка и потому согласился на тяжелые условия использования антиминса. Попова давно прельщали большие доходы Богомаза от «святого предприятия», и он решил перехитрить своего собрата. Отслужив литургию, Попов подрезал нитки карманчика, куда зашиваются части мощей святого угодника при освящении антиминса. Вынув содержимое карманчика, он, однако, увидел, что никаких «частиц» там нет, а вместо них зашит сочек обыкновенного воска. Попов показал мне эти «частицы»:
«Не ожидал я такого обмана. Сам хотел обмануть Богомаза — забрать у него частицы. Думал: зашью в платок и буду служить литургии. Но таких частиц из воска я и сам тысячи могу заготовить».
Он положил кусочек воску обратно в карман. Замок печати архиерея на карманчике, однако, нарушен. Когда это увидел Богомаз, он с руганью бросился на Попова. Во время драки антиминс с изображением ликов святых был разорван «святыми отцами на кусочки и затоптан их ногами. Дерущихся разнял дьяк церкви Гавриил Левченко.
На этом поприще по удовлетворению «нужд» верующих наживались не только священники, но и так называемые владыки. Например, архиепископ днепропетровский и запорожский Андрей Комаров за освящение антиминса требовал с каждой церкви 5 тысяч рублей. В церкви села Федоровки, Пологовского района, такой суммы денег не было. Члены церковного совета не раз ездили к святителю с просьбой уменьшить сумму, сетуя на то, что верующие остались без службы божьей. Но это не волновало владыку. Дешевле свою благодать в виде кусочка воску он не продавал.
По соседству со мной, в селе Басань, Пологовского района, Запорожской области, в 1946 году служил священник Коробчанский. Однажды благочинный Критинин приехал обследовать состояние наших молитвенных домов. Побывав у меня, он пригласил сопровождать его к Коробчанскому. Проверяя молитвенный дом села Басань, благочинный поинтересовался, как хранятся «святые дары» — тело Христово. Для церкви это самая большая святыня.
Когда Критинин открыл крышку дароносицы, по всему помещению распространилась вонь… «Тело Христово» заплесневело, почернело и, разлагаясь, издавало ужасное зловоние гниющего теста. Такой-то «святыней» пичкал Коробчанский больных верующих! Занятый своим основным делом — сбором доходов, «святой отец» забыл о «теле Христовом», и оно подвело его
