Кроствейт заговорил снова, продолжая смотреть на колени:

– Чертовски не хочется.

– И этого мы предпочли бы избежать, – продолжал адвокат. – Мы готовы уплатить крупный штраф, так как в происшествии на Ван-Несс-авеню явно повинен мистер Кроствейт. Но…

– Я был пьяным вдрызг! – сказал Кроствейт.

– Но не хотим, чтобы другой несчастный случай, к которому мы не имеем никакого отношения, был неправомерно связан с менее значительным инцидентом. Поэтому нам нужно, чтобы вы нашли человека или людей, которые угнали машину и задавили Джона Ньюхауза. Если их арестуют до того, как мы явимся в суд, нам не придется отвечать за их правонарушение. Как думаете, сможете найти их до понедельника?

– Постараюсь, – пообещал я, – хотя твердо…

Толстяк прервал меня, поднявшись на ноги, и полез толстыми, в перстнях, пальцами за часами.

– Уже три, – сказал он. – В половине четвертого у меня гольф. – Он взял со стола свои перчатки и шляпу. – Найдите их, ладно? Чертовски неохота в тюрьму.

И вразвалку вышел.

2

Из конторы адвоката я отправился во Дворец юстиции, и там, потратив пару минут, нашел полицейского, который прибыл на перекресток Клей и Керни-стрит через несколько секунд после того, как машина сбила Ньюхауза.

– Я вышел из этого здания и тут же заметил, как машина быстро скрылась за углом на Клей-стрит, – сообщил мне дородный рыжеватый патрульный по фамилии Коффи. – Потом увидел собравшуюся толпу, пошел туда и обнаружил лежащим этого Джона Ньюхауза. Он был уже мертвый. С полдюжины человек видели, как его сбила машина, и один даже запомнил номер. Мы нашли эту машину пустой на Монтгомери-стрит, она стояла передом к северу, пустая. Когда она сбила Ньюхауза, в ней сидели двое, но никто не разглядел их внешность.

– В каком направлении шел Ньюхауз?

– В северном, по Керни-стрит, и примерно на три четверти перешел Клей-стрит, когда его сбили. Машина тоже ехала на север по Керни-стрит и свернула на восток на Клей. По словам людей, видевших, как это произошло, возможно, виноваты не только сидевшие в машине. Ньюхауз переходил улицу, глядя на листок бумаги. Я обнаружил в его руке иностранную банкноту, – должно быть, ее он и рассматривал. Лейтенант говорит, это голландские деньги – сто флоринов.

– Разузнал что-нибудь о людях в машине?

– Ничего! Мы расспросили всех, кого смогли найти поблизости от Калифорния и Керни-стрит, откуда угнана машина, и возле Клей и Монтгомери-стрит, где она брошена. Но никто не помнит, чтобы видел, как люди садились в машину или высаживались. Вел ее не владелец – она действительно была угнана. Сперва я подумал, с этим несчастным случаем что-то нечисто. У Джона Ньюхауза был двух-трехдневный синяк под глазом. Но мы проверили и выяснили, что у него несколько дней назад случился сердечный приступ – он упал и ударился лицом о стул. Он пролежал в постели три дня и вышел из дома только за полчаса до смерти.

– Где он жил?

– На Сакраменто-стрит, довольно далеко отсюда. У меня записан его адрес.

Мой собеседник полистал грязную записную книжку, и я узнал номер дома погибшего, а еще имена и адреса свидетелей несчастного случая, которых допрашивал Коффи.

Больше никакими сведениями патрульный не располагал, поэтому я оставил его.

3

Требовалось посетить места, откуда машина была угнана и где брошена. Из того, что полиция поработала там безрезультатно, следовало, что я вряд ли обнаружу что-то заслуживающее внимания, но отказаться от осмотра я не мог. Работа детектива на девяносто девять процентов состоит из терпеливого сбора сведений, и эти сведения надо по возможности добывать лично, независимо от того, кто работал на территории до тебя.

Но прежде чем приняться за это дело, я решил заглянуть в типографию покойного, находившуюся всего в трех кварталах от Дворца юстиции, – спросить, не слышал ли кто-нибудь из работников чего-то, способного помочь мне.

Типография Ньюхауза занимала нижний этаж небольшого здания на Калифорния-стрит, между Керни и Монтгомери. Маленькая контора была отгорожена, в перегородке имелась дверь, ведущая в печатный цех.

Когда я вошел в контору с улицы, там был только коренастый, усталого вида блондин лет сорока. Он без пиджака сидел за письменным столом, сверяя цифры в гроссбухе с теми, что были в стопке лежавших перед ним бумаг.

Я сказал, что я оперативник из сыскного агентства «Континентал», занимаюсь расследованием гибели Ньюхауза. Блондин сообщил, что его зовут Бен Саулз, что он здесь метранпаж. Мы обменялись рукопожатиями, потом он указал на стул перед столом, отодвинул канцелярию и раздраженно почесал голову карандашом.

– Это ужасно! – сказал он. – То одно, то другое, работы выше головы, а тут возись с бухгалтерией, в которой я ничего не смыслю, и…

Зазвонил телефон, мой собеседник не договорил и снял трубку.

– Да… Это Саулз… Мы сейчас печатаем их… Будут готовы самое позднее к полудню понедельника… Знаю! Знаю! Только нас задерживает смерть хозяина. Объясните это мистеру Кроствейту. И… и обещаю, что мы наверняка выдадим вам заказ в понедельник утром!

Саулз раздраженно повесил трубку на рычаг и взглянул на меня.

– Казалось бы, раз хозяин погиб под колесами его машины, у него должно хватить порядочности не поднимать шума из-за задержки!

– У Кроствейта?

– Да, звонил один из его служащих. Мы печатаем для него рекламные листовки – обещали, что они будут готовы вчера, – но из-за смерти хозяина и ввода в курс дела двух новых наборщиков запаздываем со всем. Я работаю здесь уже восемь лет, сейчас мы впервые не выполняем обязательств – и заказчики орут как бешеные. Будь мы такими, как большинство печатников, заказчики привыкли бы ждать; но мы их разбаловали. А этот Кроствейт! Мог бы вести себя порядочнее, раз его машина задавила хозяина насмерть!

Я сочувственно кивнул, придвинул по столу сигару и, когда Саулз закурил, спросил:

– Вы сказали о двух новых наборщиках. Как это получилось?

– Да. Мистер Ньюхауз уволил на прошлой неделе Финчера и Кейса. Узнал, что они состоят в организации «Индустриальные рабочие мира», и рассчитал их.

– С ними бывали раньше неприятности?

– Нет, работники они были хорошие.

– А после увольнения?

– Особых