По хребту пробегало сотрясение за сотрясением. Возможно, кто-то бил меня по голове. Не знаю. Голова была неживой. От удара, который меня свалил, все онемело. Глаза ничего не видели. Перед ними проплывали туда-сюда тени и только. Я пытался ухватить эти тени. Иногда ловил что-то похожее на части тела и колотил, терзал их. Мой пистолет исчез.

Слух был не лучше зрения, даже хуже. Во всем мире не осталось ни единого звука. Я двигался в абсолютной тишине; я был призраком и сражался с призраками.

Внезапно я обнаружил, что мои ноги снова подо мной, вот только на спине поселилась какая-то тварь – она корчится и не дает встать. Другая тварь – горячая, влажная – прилипла к лицу. Ладонь?

Я впился в нее зубами. Резко откинул голову назад. Должно быть, попал затылком в чужую физиономию, как и хотел. Во всяком случае, на спине теперь никто не корчился.

Меня осыпали ударами – я это смутно осознавал, но из-за онемения не чувствовал. Непрестанно головой, плечами, локтями, кулаками, коленями и ступнями я бил по окружавшим теням.

Вскоре я снова стал видеть – нечетко, но тени обретали цвет. Слух частично вернулся, и зазвучали кряканье, рычание, брань и шмяканье ударов. Напрягая изо всех сил глаза, я различил дюймах в шести от них бронзовую плевательницу. Тут я сообразил, что лежу на полу.

Когда я извернулся, чтобы засадить ногой в чье-то мягкое тело, по ней будто огонь пробежал. Но то был не ожог – ножевой удар. От боли ко мне сразу полностью вернулось сознание.

Я схватил плевательницу, как дубину, и стал расчищать ею пространство перед собой. Люди наваливались на меня. Я размахнулся изо всех сил и швырнул плевательницу через их головы в матовое стекло двери.

И драка продолжилась.

Однако нельзя выбросить бронзовую плевательницу сквозь застекленную дверь на Калифорния-стрит между Монтгомери и Керни-стрит без того, чтобы не привлечь внимание. Это ведь почти рядом с центром дневной жизни Сан-Франциско. Поэтому вскоре – когда я снова лежал на полу, а шестьсот или восемьсот фунтов чужой плоти вколачивали мое лицо в половицы – нас растащили и меня подняла на ноги группа полицейских.

Крупный рыжеватый Коффи был одним из них, но пришлось долго ему объяснять, что я тот самый оперативник из «Континентала», с которым он недавно разговаривал.

– Приятель! Приятель! – сказал Коффи, когда я наконец его убедил. – Господи! Отделали же тебя эти ребята! Лицо как мокрая герань!

Я не засмеялся. Это было не смешно.

Я посмотрел единственным незаплывшим глазом на выстроенных в конторе пятерых – Саулза, троих перепачканных краской печатников и говорившего с акцентом человека, который начал эту бойню, ударив меня по затылку.

Он был довольно высоким, лет тридцати, с круглым, румяным лицом, украшенным несколькими свежими синяками. Должно быть, пришел в дорогом черном костюме, но теперь выглядел оборванцем. Я без всяких вопросов знал, кто это. Хендрик Ван Пелт.

– Ну, приятель, в чем тут дело? – спросил Коффи.

Плотно прижав к челюсти ладонь, я обнаружил, что могу говорить без особой боли.

– Ньюхауза задавила эта банда, и вовсе не случайно. Я хотел выяснить несколько деталей, но гады набросились на меня, не дав до конца разобраться. Когда Ньюхауз попал под машину, в руке у него была банкнота в сто флоринов, и шел он в сторону управления полиции. Был всего в полуквартале от Дворца юстиции.

Саулз говорит, что Ньюхауз якобы пошел в Портмут-сквер посидеть на солнышке. Но Саулз не знал, что у Ньюхауза был синяк, насчет которого вы наводили справки. Если Саулз не видел синяка, значит не видел и лица Ньюхауза в тот день! Ньюхауз шел от типографии в полицию, держа в руке иностранную банкноту, – имейте это в виду! У него были частые приступы болезни, после которых, по словам Саулза, он отлеживался дома от недели до десяти дней. На этот раз он пролежал всего лишь два с половиной дня.

Саулз говорит, что типография задерживает на три дня выполнение заказов и что это первый такой случай за восемь лет. Объясняет это смертью Ньюхауза, случившейся только вчера. Очевидно, раньше приступы не тормозили работу – почему же это сделал последний?

На прошлой неделе уволили двух наборщиков, двух новых наняли на другой день – что-то очень уж быстро. Машина, которая сбила Ньюхауза, была взята за углом и брошена поблизости от типографии. Машина стояла передом к северу, это ясно говорит, что высадившиеся из нее пошли в южном направлении. Автоугонщики не имеют обыкновения возвращаться в ту сторону, откуда приехали.

Вот моя догадка: этот Ван Пелт, голландец, у него есть печатные формы для фальшивых стофлориновых банкнот. Он искал печатника, который станет действовать совместно с ним. Нашел Саулза, метранпажа в типографии, владелец которой из-за больного сердца нередко проводил дома неделю или больше. Один из наборщиков согласился войти в шайку. Остальные двое, вероятно, отвергли предложение. А может, Саулз и не спрашивал их. Так или иначе, они были уволены и двое друзей Саулза заняли их место.

Наши друзья все подготовили и дождались, когда у Ньюхауза начнется приступ. Это случилось в понедельник вечером. Наутро, как только жена хозяина сообщила по телефону, что он болен, эти люди принялись печатать фальшивые деньги. Вот чем объясняется задержка с заказами. Но приступ на этот раз выдался легче обычного. Через два дня Ньюхауз поднялся и вчера во второй половине дня наведался сюда.

Должно быть, он вошел, когда все наши друзья были увлечены работой в каком-нибудь дальнем углу. Он увидел фальшивые деньги, сразу все понял, взял банкноту и двинул в полицию. Наверняка был уверен, что его не заметили.

Но двое пошли за ним следом. Двигаясь пешком, они не могли убить его в двух кварталах от Дворца юстиции. Но свернули за угол и увидели машину Кроствейта с работающим мотором. Это решило проблему. Они сели в машину и поехали за Ньюхаузом. Думаю, сначала собирались застрелить его, но он переходил Клей-стрит, разглядывая фальшивые деньги в руке, и это дало им превосходную возможность. Они знали, что наезд – это верная смерть: если Ньюхауз не умрет от травмы, то больное сердце не выдержит. Потом бросили машину и вернулись сюда.

Нужно собрать еще много улик, но версия, которую я сейчас изложил, отвечает всем имеющимся фактам, и готов биться об заклад на месячное жалованье, что где-то здесь припрятаны напечатанные за три дня