Но, обернувшись, я вижу в утренней полумгле только две тени. Они идут медленно и осторожно, держась за руки. Узнаю их прежде, чем различаю лица. Кричу:

– Несса!

Она отпускает Кои и бежит ко мне.

Глава 31

Валери Борен-Оделл, 1990 год

Рейнджер должен быть готов рисковать своей жизнью ради спасения другого.

Хорас Олбрайт, первый управляющий национального парка Йеллоустон и второй директор Службы национальных парков, 1928 год

Осторожно поднимаясь и спускаясь по склонам среди скал и засохших деревьев при свете фонарика и тоненького серпа луны, я остро ощущаю тревогу. Серьезные неприятности могут поджидать нас впереди или следовать по пятам. Если в лагере Брейдена и Рэйчел хранятся собранные доказательства, ребята в опасности. Как и мы. Ощущение безопасности нам не светит, пока дело не будет предано огласке. Не исключено, что и после ничего не изменится.

В этом округе Элтон Паркер – большой человек. Он на короткой ноге со всеми важными персонами, а его бизнес, как минимум хотя бы некоторые направления, куда сомнительнее, чем мне казалось. Кто его сообщники? Кто знает обо всем, но закрывает глаза? Кто‑то из моих коллег? Или из тех, кто наблюдал, как Эдвина грузят в скорую помощь? Что они знают?

Размышляя об этом, я спускаюсь и поднимаюсь по склонам, форсирую ручьи, шагаю по залитым звездным светом лугам, глядя на освещаемые светлячками горные гребни.

«Мы поставили федералов на место, – говорит он себе. – Леди-рейнджер будет знать, как связываться со старым Элтоном Паркером».

Мне нужны доказательства, если они существуют. Я готова почти на все, в том числе и сунуться черту в пасть.

Даже в темноте начинаю узнавать места – мы искали тут Брейдена. Все это время он прятался прямо у нас под носом. Хочется одновременно свернуть мальчишке шею и поздравить его. Когда он ведет нас вдоль тихо журчащего ручья, в воздухе начинает ощущаться запах дыма, костра, разведенного где‑то неподалеку.

Кертис оглядывается и указывает пальцем вверх. Его чувства обострены, как и мои.

Мы минуем поворот, и лагерь оказывается ровно на том месте, где я и предполагала. Костер отбрасывает пляшущие тени на нависающий скалистый выступ, похожий на испещренное морщинами лицо. Я знаю, что мы увидим, когда преодолеем кусты и валуны: остатки старой землянки, укрытой полуосыпавшейся стенкой, сложенной из камней в стародавние времена. Мы рыскали здесь. Видели следы недавнего пребывания людей. Вероятно, Брейден и Рэйчел время от времени меняли стоянку, чтобы их не засекли.

«Брейден и Рэйчел… И тот, кто следит за костром».

Брейден кричит козодоем. Человек в лагере отвечает. Кертис заметно напрягается. Я тоже. «Мы готовы», – проносится у меня в голове.

Но нет, к тому, что ждет нас, когда лагерь наконец становится виден, никто из нас двоих не готов. У костра, скрестив ноги, на плетенной из соломы циновке сидит женщина, укутанная в цветастое одеяло. Она медленно поворачивается в нашу сторону, и свет костра очерчивает контуры лица – старого, но не иссохшего. Щеки у нее по-прежнему мягкие и округлые, губы – полные. В ее темных глазах отражается пляска огня. Она изучает нас, наши рации, форму и оружие, не выражая никаких опасений.

От нее исходит необъяснимое чувство… умиротворенности. Кажется, она – порождение окрестных лесов и всегда была здесь. Трезво рассуждая, это вряд ли так: не могу себе представить, как старуха оказалась здесь, если только эти дети не знают более удобной дороги.

– Подойдите, – говорит она; ее голос звучит одновременно повелительно и ласково, необъяснимо заставляя подчиниться. – Я как раз о вас думала.

– Миссис Блэквелл?.. – неуверенно спрашиваю я, поскольку видела фотографии бабушки Сидни и Брейдена. Высокая строгая женщина с седой косой и в ковбойской шляпе, крепкая даже в преклонном возрасте. Женщина, которая станет носить прозвище вроде «Сороки» как знак отличия.

Этот крошечный, тихий лесной дух, укутанный в одеяло, точно не она. Когда старуха отвечает, в ее голосе слышится слабый акцент, который я не могу определить.

– Сорока теперь в безопасности вместе с Хейзел.

– С… Хейзел Раск? – Мозг начинает связывать все воедино. – Это имя значится в документах на землю, разоренную лесорубами. Судя по всему, полагаю, у них нет разрешения на вырубку.

– Нет, разумеется. Это ужасно неправильная ситуация. Я приехала разбираться только вчера.

– Значит… вы – родственница Хейзел Раск?

– И да и нет. Зависит от того, какую именно Хейзел вы имеете в виду.

Усталые ноги начинают протестующе стонать, когда я присаживаюсь на корточки. Игры в загадки мне не по вкусу.

– Садитесь, – говорит старуха, потом обращается и к Кертису: – Хаттак химитта… бинили.

Еле слышно рассмеявшись, он усаживается у костра.

– Прошу прощения. Я не очень хорошо говорю на чокто, – говорит ему старуха. – Много лет жила далеко отсюда. Очень далеко. И для меня вы молоды. Вы все – химитта, молодежь. А эта битва для молодых, вся эта борьба с вырубками. Я уехала отсюда очень давно, когда была еще моложе вас. Но, полагаю, если бы старая женщина тогда назвала меня молодой, тоже рассмеялась бы. Я бы могла назвать вас красавчиком, но не помню нужного слова. Так давно уехала из этих мест. Плохо говорю на чокто.

Кертис качает головой почти смущенно.

– Я тоже не очень хорошо говорю на чокто. Но «молодой» меня вполне устраивает. С каждым годом нравится все больше.

– Ха! Это вы еще до моего возраста доживите! – Она благостно улыбается, глядя на огонь, и на мгновение кажется завороженной. – Когда‑то в этих местах я повстречала очень старого человека. Он рассказывал истории и пел песни о войне, в которой сражались разные штаты. То была его война. Я подросла, и у меня была своя война. Эти деревья – ваша и их война, – она указывает на Брейдена и Рэйчел, которые сосредоточенно выкапывают из земли металлический контейнер вроде тех, в которых туристы хранят еду и припасы. – Но мои сестры не простили бы мне, если бы я не вернулась, чтобы сражаться.

– Значит… Хейзел Раск – ваша сестра? – Я достаю блокнот и ручку и открываю чистую страницу.

– Да… и нет.

– Но она – ваша родственница?

– Долгая история. – Ее глаза улавливают мерцающий огонь и направляют его в мою сторону. – Пусть эти юные