За дверью послышался тихий лязг, и Борски отпер дверь. Ключи, снабженные длинной звенящей цепочкой с подвешенной на ней новым свистком, остались в двери. Эдит вспомнила про свисток, который они с Хиро нашли в комнате Лимы, и ей стало не по себе.

– Данлоп! – коротко произнес тренер вместо приветствия и шире раскрыл дверь. – Заходи.

Эдит переступила с ноги на ногу. Она не чувствовала пальцев ног, но даже это не могло заставить ее перешагнуть через порог тренерской.

– Все в порядке, я на минуту, – заверила его Эдит, стараясь не клацать зубами. – Только хотела спросить…

– Кому сказал! – прорычал Борски. – Не хватало еще, чтобы ты на больничную койку отправилась! Родители не учили тебя одеваться зимой?

Не решившись спорить, Эдит зашла в тренерскую, и Борски толкнул дверь. Сам он, видимо, тоже только вернулся с улицы – его щеки раскраснелись и оттенком почти сравнялись с темно-рыжей бородой.

– Располагайся, – буркнул он, скидывая подбитую овечьей шерстью куртку на корзину с мячами. – Недавно отопление дали.

– Я буквально на минуту, тренер.

– Не пойму, чего на пороге топчешься?

Решив, что быстрее будет послушаться, чем переспорить, Эдит примостилась на краю продавленного зеленого кресла в углу тренерской и сложила на коленях руки. Борски стоял у маленькой неработающей раковины и вытирал руки влажной тряпкой для мячей, что, на взгляд Эдит, не делало их хоть сколько-нибудь чище.

– Ну? – спросил он. – Чего хотела?

Эдит знала, о чем хочет спросить: «Где вы, тренер, были перед тренировкой? Где вы были в момент смерти Лимы?»

Перед глазами снова встала фотография шеи Лимы. Следы, оставленные вдавившимся в кожу шнурком, казались открытыми ранами.

– Технический вопрос касаемо команды, – выпалила Эдит.

Борски чуть повернулся, и теперь она видела его профиль.

– В последнее время у многих порвались шнурки. Может, есть возможность закупить новые бутсы?

Она с жадностью наблюдала за реакцией Борски, за любым, даже самым мелким изменением в лице. Он слегка нахмурился, между рыжими бровями пролегла привычная складка, которую Эдит имела «удовольствие» наблюдать, когда плохо отрабатывала в защите или вовремя не отдавала пас. Непохоже было, что он испугался, скорее… разозлился.

– Думаешь, если ваши родители отваливают колледжу кругленькую сумму, то кормить вас будут с золотых тарелок? – рявкнул он и встряхнул тряпку.

Эдит невольно вздрогнула и понадеялась, что он этого не заметил.

– Новые бутсы… Знаешь, сколько из ваших трастовых фондов доходит до команды? Смело дели на пять любое число, какое представила.

Он вычистил уголком тряпки ноготь и швырнул ее в раковину.

– Бутсов не будет. Но закажем новые шнурки… И у кого это они порвались? Не помню такого.

– Вас тогда не было, – тут же откликнулась Эдит, придвигаясь ближе к краю кресла. – Вы оставили меня руководить тренировкой, помните?

Борски помрачнел.

– Хотел бы я забыть.

Этот ответ одновременно и приободрил, и испугал Эдит. Они перешли на очевидную тему, но облегчения это не принесло.

– Не могу понять, где она была до этого, – якобы задумчиво произнесла Эдит как бы про себя. – Ведь не могла же она весь день провести в лесу…

Эдит точно знала, что не могла. Знала и то, во сколько именно Лима была в лесу. Но ей хотелось знать, что по этому поводу ей скажет Борски. Она еще не придумала, как иначе незаметно подобраться к вопросу о его алиби, раз уж он никак не отреагировал на упоминание о шнурках.

Но Борски ничего не ответил. Отпустив край фаянсовой раковины, на котором остались серые отпечатки его пальцев, он приблизился к выходу.

Эдит прошибла ледяная волна ужаса, когда она поняла, что нежный перезвон цепочек, который она слышит, – это звук запираемой двери.

Глава 10

Подруга

Эдит хотела было вскочить, но ее колени так дрожали, что не выдержали бы ее. Снаружи доносились детские вопли и глухие удары по мячам – проходила тренировка младшей футбольной команды. В тренерской, потрескивая, гудела флуоресцентная лампа на столе тренера, расплескивала стерильный белый свет. На зеленой доске со схемами матчей, которую он прежде обновлял после каждой тренировки, размазались следы мела. Стук собственного сердца оглушал Эдит.

Повернув в замке ключ, Борски уронил лоб на дверь и медленно выдохнул. Цепочка со свистком тонко дребезжала, покачиваясь.

– Я, пожалуй, пойду, – непослушными губами выговорила Эдит, хотя любому было бы ясно, что никуда она не пойдет.

Дура! Какая же она дура! Она ведь до сих пор понятия не имеет, где был Борски перед тренировкой в день смерти Лимы и когда подменили расписание. Она знает, что между Борски и Лимой происходило что-то странное, понимает, что он может быть убийцей, и все равно притащилась сюда! Совершенно одна, никого не предупредив! Должно быть, пройдут часы, прежде чем ее кто-то хватится, и дни, прежде чем найдут тело. Если, конечно, Хиро снова не пришлют записку.

Отлепив голову от двери, Борски поднял глаза на Эдит, и она практически вжалась в кресло. Она уже приметила клюшку для хоккея на траве, прислоненную к стене. Но успеет ли Эдит схватить ее, если тренер бросится на нее?

– Какая-то ты бледная, Данлоп. Все-таки заболела?

Он словно не замечал ее ужаса. Или так тонко насмехался над ней, что Эдит никак не могла отличить эти его слова от обыкновенной насмешливо-угрожающей манеры речи.

Медленно, тяжело ступая, он двинулся вперед. Эдит нащупала заткнутый за широкий пояс термобелья ключ от своей комнаты и зажала его между указательным и средним пальцами, хотя толку от него было бы мало – Борски был выше и крупнее любого другого мужчины, которого она когда-либо встречала. Но тренер без интереса миновал кресло, в котором съежилась Эдит, и присел на стол, прямо на ворох бумаг и пустых оберток от шоколадок. Дернув за цепочку, он выключил настольную лампу, и правую половину его лица скрыла полутьма.

– Я вот что хотел спросить… – начал он, и его голос показался Эдит почти смущенным. – Конечно, это не мое дело, но… Я просто не понимаю. Зачем Ветивер убила себя?

Вздрогнув, Эдит машинально стиснула ключ, и острая кромка впилась в нежную кожу между пальцами. Ноздри защекотал острый запах дешевого растворимого кофе и пота.

– Тренер, это…

Борски поморщился и опустил голову. Он ссутулился, будто ему, как и Эдит, хотелось занять как можно меньше