«Так что все отправились почивать. Не предполагая, что утреннее солнце озарит своими лучами битву, какой никто из них никогда раньше не видел. Но это не значит, что еще многое подобное мы не увидим в будущие времена».

БИТВА ПРИ АВЕЦЦАНО, РЕШАЮЩЕЕ СТОЛКНОВЕНИЕ. Ночь действительно была спокойной. Почти зловещей. Казалось, что даже все ночные птицы улетели неведомо куда… Все вчерашние события были лишь приготовлением, тем, что предшествует занимавшемуся рассвету:

«Тряпичники из Амальфи еще предыдущей ночью тайком сделали из тряпья целых семьдесят гор. На них тут и там перенесли и посадили заранее выкорчеванные кусты или воткнули в землю молодые тростинки, чтобы новые возвышенности как можно меньше отличались от окрестных. Всё это ввело в заблуждение войско тряпичников Фабриано, они не знали, что в тряпичных кучах скрылись лучшие воины старьевщиков Амальфи».

«Только подойдя намного ближе, можно было заметить, что все-таки это срезанные и пустые внутри побеги тростника, похожие на недавно проросшие деревца. А как бы по-другому дышали воины Амальфи?»

«Тряпичники Фабриано, изумленные появлением противников, выскакивающих из тряпья со страшными выкриками, храбро ответили на засаду. Да, они получили изрядную трепку, но не отступили».

«Возможно, так получилось из-за того, что войско тряпичников из Фабриано предыдущей ночью тоже подготовилось. Их вожак произнес речь: „Не бойтесь. Не бойтесь даже потерять свою жизнь на поле боя. Потому что, если они победят, а вы останетесь в живых, вы всё равно будете медленно умирать от голода, когда они заберут себе всё наше тряпье, а чем другим нам тогда заниматься… Ну, а теперь каждый, у кого есть спрятанная за пазухой белая или напоминающая белую тряпка, должен бросить ее в общую кучу, я не желаю иметь предателей в своих рядах! И не заставляйте меня лично обыскивать вас, вытаскивайте всё белое, что у вас есть!“»

«Может, именно поэтому, даже оказавшись в незавидном положении, ни один из тряпичников Фабриано не поднял белую тряпку и не сдался в плен! И если даже самого жалкого труса лишить любой возможности проявить свою трусость, он станет настоящим героем!»

«Вожаку тряпичников из Амальфи удалось сорвать рубашку с вожака тряпичников из Фабриано, выкрикнув при этом: „Дерьмо поганое, из этого в Амальфи сделают самый лучший лист бумаги!“»

«Вожак тряпичников из Фабриано не сумел сохранить свою рубашку, но ему удалось сорвать рубашку с вожака тряпичников из Амальфи с криком: „Твои в Амальфи, конечно, могут сделать из моей хорошей рубашки хороший лист бумаги, но вот моим, в Фабриано, придется помучиться, чтобы превратить твои лохмотья во что-то ценное!“»

«Несколько человек замахнулись дубинками, а тот, на кого они обрушились, запричитал: „Не надо, братья, мы такие же бедняки!“»

«Те, что держали дубины, закричали: „Мы еще больше бедняки, вы у нас отбираете лохмотья, а мы бы жили как господа, если б могли их продавать!“»

«Предводитель тряпичников из Фабриано приказал: „Трубите в воловьи рога, дайте знак, чтобы двинулась конница!“ Прошло некоторое время, и с левого крыла появилось человек тридцать верхом на мулах».

«Предводитель тряпичников из Амальфи схватился за голову: „Они подрезали нас с левого края, пусть наша конница заходит с правого бока!“. Приблизилось аж пятьдесят всадников, правда, на медлительных ослах».

«Некий отважный тряпичник из Фабриано воспользовался суматохой, подобрался со спины к главному тряпичнику из Амальфи и сдернул до самых щиколоток его широкие штаны, желая унизить перед всеми…»

«Предводитель тряпичников из Амальфи мстительно возопил: „Ответьте им тем же, пусть увидят и их позор!“»

«Предводитель тряпичников из Фабриано твердо произнес: „Мы сами их снимем, а вы все попадаете в обморок, когда увидите, насколько мы мужественнее, чем вы, стоящие под знаменем из юбки!“»

«Кто-то в задних рядах войска тряпичников из Амальфи прокричал: „А ваша-то чем лучше! Мы все знаем, что это была нижняя юбка!“»

«Кто-то в задних рядах войска старьевщиков из Фабриано прокричал: „Уж лучше нижняя юбка, чем ваше знамя – это саван, вы их воруете даже у самых близких для вас покойников!“»

И так с утра и до полудня…

После короткого отдыха, с полудня и до вечера.

Три дня. И все для того, чтобы исходом битвы при Авеццано и всей двенадцатилетней войны было то, что осталось неизвестным, чье войско победило.

БИТВА ПРИ АВЕЦЦАНО, ПОСЛЕДСТВИЯ. Обе стороны сильно пострадали. Но многочисленное войско тряпичников из Фабриано смогло это перенести, а другое, из Амальфи – нет, отступило, значительно ослабев, и месяцами зализывало раны. Таким образом граница скупки тряпья переместилась в ущерб одному из двух городов.

Последствия были таковы, что Фабриано увеличил свое производство, постепенно становясь самой могущественной мануфактурой, на что Амальфи ответил тем, что стал продавать свою бумагу по более высокой цене, объявив ее слишком ценной, чтобы записывать на ней хоть одно недостаточно возвышенное слово.

Так это и бывает в боях, да и в войнах, неважно, кто их ведет, тряпичники или знать. Каждый выкрикивает: «Победа!»

И как оно бывает после любой битвы, всё хоть чуть-чуть ценное, в том числе и те горы из тряпья, растащили еще более бедные. И это была вовсе не малая добыча. Из каждых десяти штанин одна была почти совсем целой, из каждого десятого рукава можно было сделать один короткий до локтя.

Ровно через год место боя вообще нельзя было узнать. Пожилой звонарь сообщил молодому пресвитеру, что он видел с колокольни: «Всё выглядит так, будто ничего не произошло!»

Молодой пресвитер донес это известие до каноника, тот же сказал: «Я бы не забирался на колокольню ранним утром, даже если бы Авеццано и Пескара поменялись местами или если бы мы этой ночью неожиданно превратились в город на берегу моря!»

А потом добавил победоносно: «Ты молод, слушайся более опытных… Глядя из сегодняшнего дня, очевидно, что я тогда ни в чем не ошибся… Заметил ли ты, что толчки стали более редкими и теперь уже совсем прекратились?»

Так оно и оказалось, за тот год они стали реже, постепенно делались всё слабее и наконец совсем прекратились… Теперь город тихий и спокойный. Тем не менее в этом было что-то зловещее, как будто земля под Авеццано собирает всю свою силу, чтобы последний