Если бы какой-нибудь поэт взялся описать ту войну, он заменил бы тупые дубины заточенными клинками, залатанные шапки – шлемами, украшенными перьями или колпаками, расстегнутые рубахи назвал бы латами рыцарей, крышки от домашних кухонных казанов представил как щиты с фамильными гербами, а босые ноги обул бы в сапоги, защищающие ноги до колен… И, что может быть важнее всего, поэт в этих описаниях заменил бы привязанные к палкам серые тряпки разноцветными знаменами на копьях. Разумеется, ленивые мулы неслись бы галопом, словно речь идет о горячих арабских скакунах с блестящими крупами и заплетенными в косички гривами, а печальный рев ослов превратился бы в ликующее ржание пришпоренных боевых коней. И все это сопровождалось бы многими другими песнопениями, стихами и словами о храбрости и прекрасных дамах, ждущих возвращения героев, а вовсе не самыми грязными ругательствами, как бывает при стычке тряпичников.

МУКИ С АРХИВАМИ. Двенадцатилетняя война между старьевщиками Амальфи и старьевщиками Фабриано закончилась на востоке от города Авеццано грандиозной битвой без победителя. К сожалению, полное описание этой битвы нигде не сохранилось.

В архивах обеих мануфактур вам всегда будут говорить, что эти документы пока еще недоступны для граждан: «Приводят в порядок. Со вчерашнего дня…»

У них было наводнение: «Вы видите, какие у меня глаза? Нам пришлось читать ныряя, чтобы прежде всего спасти самое важное!»

У них был пожар: «Вы видите, какие у меня глаза? Нам пришлось читать в дыму, чтобы прежде всего спасти самое важное!»

Праздник же: «Ну, тот, когда не работают!»

Архивариус женится: «Мне пришлось не пойти на свадьбу, меня принесли в жертву таким, как вы! Но у меня нет никаких полномочий!»

У архивариуса родился сын: «Если бы дочка, вернулся бы уже завтра. А так я не могу быть уверенным, кто его знает…»

Болен: «Я вижу, вам безразлично! Как вы можете быть настолько бесчувственным?!»

У него родилась внучка: «Если бы внук, вернулся бы уже завтра. А так я не могу быть уверенным, кто его знает…»

Он умер: «Потребуется время, пока мы найдем подходящую замену такому ценному работнику!»

Рано: «Еще закрыто!»

Здесь принято на обед ходить домой: «А после обеда ненадолго прилечь».

А иногда скажут: «Только что закрылись, рабочее время окончилось. Приходите завтра как можно раньше».

Вот так оно всегда: есть какая-то причина, чтобы никто не узнал, кто за какой войной стоит. Иногда кажется, что архивы для того и придуманы, чтобы в одном месте собрать всё, что нужно скрыть.

БИТВА ПРИ АВЕЦЦАНО, ПРИГОТОВЛЕНИЯ. Поэтому необходимо использовать другие, менее официальные и взаимно противоречащие источники. Прошло некоторое время, пока хронология событий не была хотя бы частично установлена:

«В течение ночи Авеццано опять почувствовал слабое землетрясение. Ничего особенного, пожалуй, и не стоило бы упоминания, здесь может тряхануть и сильнее. Жители к этому привыкли, город стоит на большой возвышенности, так что чувствуется и каждый небольшой толчок. Важно только с верхних полок снять керамику и все стеклянное. А летом лучше спать снаружи подальше от стен или чего-нибудь тяжелого, что может свалиться человеку на голову».

«Рассвет был необычно спокойным, как будто все дневные птицы улетели неизвестно куда».

«Пожилой звонарь кафедрального собора Святого Бартоломея все же обошел весь храм, чтобы удостовериться, не появились ли трещины… Затем поднялся на колокольню, известно, что именно она может упасть, когда начнутся толчки. Хорошо, на колокольне не было ни малейшего повреждения, колокольни вызванивали как всегда: San Bartolomeo Apostolo… При возвращении: Apostolo Bartolomeo… Но тут старику на самом верху колокольни показалось, что весь мир перевернулся: все пространство к востоку от Авеццано изменилось».

«Нет, сомнений не было, засвидетельствовал и молодой пресвитер, которого звонарь позвал как можно скорее забраться наверх. Склоны на восточной стороне Авеццано были не такими, как вчера, там виднелись новые горы. Поменьше. Но горы. Несколько десятков».

«Канонику вовсе не хотелось лезть высоко наверх, у него болели ноги, за время поста он изрядно набрал вес… Пожилому звонарю и молодому пресвитеру он сказал, что это воля Господня. Точнее, Бог внес небольшие исправления».

«Пресвитер спросил: „Какие исправления?! Теперь, после стольких лет, прошедших от Сотворения мира?!“»

«Каноник ответил: „Ты молод и неопытен, вероучение – это только основа, служишь ты всего несколько лет… Исправления только сейчас, потому что только сейчас до нас дошла очередь. Знаешь ли ты, каков мир… В сравнении с ним это, так сказать, корректировка. А ведь известно, что землетрясения изменяют картину природы, после них какие-то горы исчезают, а каких-то становится больше. Я бы не стал подниматься на колокольню ранним утром, пусть даже вокруг Авеццано ночью выросли новые горы“».

«Однако молодого пресвитера не удовлетворило объяснение каноника. Он послал пожилого звонаря чуть дальше Авеццано. Туда, где за городом дорога идет наверх к небольшой горе Сальвиано, где находится известное место паломничества и церковь, хорошо знакомая по своему звону: Santuario della Madonna di Pietraquaria… Pietraquaria… Возможно, оттуда лучше видно, что за горы выросли этой ночью».

«Звонарь сделал все, что мог. Но мог он немногое. Все-таки стар он был. До Сальвиано и церкви он добрался только после полудня. Рассмотрел оттуда Авеццано и те самые новые горы, расположившиеся в восточной низине».

«Спуск и возвращение тоже потребовали немало времени, так что звонарь только под конец дня известил обо всем пресвитера: „Их там ровно семьдесят. Не так чтобы особо высокие. Но и не низкие. Бросается в глаза, что на них почти не видно деревьев, они серого цвета. То там, то здесь какие-то кусты. И недавно проросшие побеги. Возможно, это тростник“».

«Пресвитер уже в сумерках решил все же известить обо всем каноника. А тот ему ответил: „Семьдесят?! И что?! Это дано нам от Бога. А высокие они ровно настолько, насколько было задумано Господом. Ты, может, хочешь что-то поменять? Сомневаешься, правильно ли решил Всевышний? Я бы такими делами не занимался. Этак можно потерять и свое место службы! А то, что горы поросли какими-то кустами?! Едва проросшими побегами? Или тростником?! Неужели и это тебе непонятно?! Ночные они, свежие, еще не успели позеленеть! Отправляйся