Запутанные рыбацкие сети

«Мы выпутались!»

ГОДЫ МИРА… После изнуряющей войны наступили годы мира. Точнее, перемирия. Неподписанного, замолчанного, пронизанного подозрением, однако и это было лучше любых стычек. Хорошо хотя бы и то, что, несмотря на соперничество, мануфактуры обоих городов работали отлично. Существовало еще и нечто такое, относительно чего они пришли к согласию, нечто полезное для одних и для других. И те, что в Амальфе, и те, что в Фабриано, а за ними и все остальные на итальянском полуострове оказались единомышленниками касательно одного очень важного дела – вывоз тряпья следует ограничить.

СЛУЧАЙ. Именно поэтому многие тряпичники были арестованы и осуждены на годы строгого заключения в тюрьме. За то, что оставили без внимания запрет на вывоз тряпья в другие страны. Хорошо известен случай некоего Алдо и некоего Арло, которых арестовали за то, что они хотели продать десять куч такого товара мастерской известного Ульмана Штромера из Нюрнберга. Бедняги попытались «обойти» предписание и двинулись по деревушкам вдоль берега Тирренского моря, скупая вместо старой одежды запутанные вороха отслуживших свое рыбацких сетей, из которых тоже можно делать бумагу. Даже великолепную. Пожалуй, даже самую лучшую. Во всяком случае, самую глянцевую.

Рыбаки охотно отдавали такие сети за любое вознаграждение, лишь бы от них избавиться. Запутанная куча отслуживших сетей на берегу опасна и для детей, и для стариков. Маленькие дети любят возиться возле нее. А старикам жалко, что сети лежат без всякой пользы, и они пытаются их распутать и починить, чтобы извлечь из них хоть какую-то пользу. Но и те, и другие могут пострадать, если сеть обмотается вокруг ноги или руки или вокруг всего тела. Все остальное – вопрос мгновения… Если поблизости не окажется решительного и энергичного мужчины, который вытащит нож и наобум разрежет нити, сеть может задушить и ребенка, и старика. Как-то раз некая женщина, чья-то мать, с голыми руками бросилась на сеть и попыталась разгрызть ее зубами, чтобы освободить кого-то из своего семейства. В конце концов это ей удалось. Она едва спаслась сама, выйдя из схватки с окровавленными губами, вывалившимися передними зубами, с телом, по всей коже исчерченным перекрещивающимися синими шрамами, которые потом так никогда и не исчезли. А еще как-то раз в сетях нашли какую-то мертвую, всю посиневшую старуху, никто не решился выпутать ее из сетей даже с помощью ножа, так старуху в ней и похоронили, словно обернутую каким-то особым саваном.

Рыбаки были готовы продать такие сети за любую цену, предупредив обоих тряпичников, что нужно относиться к сетям внимательнее, ведь тряпичники к такому непривычны, живут-то на суше, а это вам не намордник из двух ремешков для коровы, тут уздечка для стогубой твари, чей нрав не предугадаешь… Зачастую еще и добавляли: «Сами их забирайте, мы к ним и не притронемся!» Но Алдо и Арло было на это наплевать, они надеялись изрядно заработать и считали, что дело у них идет невероятно удачно. А потом их арестовали…

Отправленный из Амальфи иск содержал не больше трех строк: «Безоговорочно выступаем против вывоза старых рыбацких сетей. Разве какой-то немец, известный как Ульман Штромер, смеет наживаться на страданиях нашего народа?!»

СЛУЧАИ. Однако наказание десять лет в темнице, которое получили Алдо и Арло, вовсе не образумило тех, кто хотел тайком переправлять тряпки в другие места, главным образом на север, где за них больше платили. Ввиду того, что подобное нельзя было проделать незаметно, особенно в большом количестве, вскоре стало ясно, что многие из тех, кто победнее, направлялись в сторону германских городов пешком, причем облаченными в несколько слоев одежды, и даже в жару напяливали одну дырявую одежду на другую, тоже дырявую, а позже, спустя несколько недель, каждый из них возвращался одетым лишь настолько, чтобы нельзя было сказать, что он гол. Пресечь такое оказалось труднее. Кто кому может запретить надеть на себя летом слишком много, а через некоторое время появиться почти голым, пусть даже на дворе середина зимы.

Защищая интересы мастерских по производству бумаги, пограничные власти пытались воспрепятствовать произволу неофициальными способами. Один из них заключался в том, что «переносчиков» тряпья задерживали под самыми разными предлогами. Тогда и германские города начали вводить ответные меры, каждого своего Тедеска[11] подолгу задерживали на границе, не позволяя ее перейти. Хотя и знали, что большинство из них посещает какой-нибудь итальянский город всего на один день и одну ночь, причем только для того, чтобы сшить одеяние из очень дорогой роскошной ткани или же возлечь с какой-нибудь женщиной, поскольку здесь обе эти услуги гораздо доступнее, чем в их стране. Откровенно говоря, обновление гардероба было скорее оправданием для собственной супруги. Измену пережить можно, но сорить деньгами на потаскух… Этого жена любого Тедески терпеть не станет.

Случалось, что по обе стороны ничейной земли рыскали десятки людей. Одни, одетые в несколько слоев, – такие хотят перенести тряпки на себе, – другие почти раздетые, чтобы с них якобы как можно скорее сняли мерки для шитья, а на самом деле они уже приготовились лечь в постель с любовницей.

Что поделаешь, владельцы мануфактур богаты, власти всегда готовы угодить тому, кто платит налог побольше, а богатые еще и всегда готовы подкупить таможенников… Обычному же человеку всегда приходится самому искать выход – или заработать хотя бы на один день жизни, или сделать свою жизнь хоть на одну ночь упоительной.

АЛДО И АРЛО. Вероятно, это обстоятельство никого не интересует, но для выживания осужденных оно имело большую важность … Тяжелое десятилетнее заключение в темнице они выдержали благодаря тому, что поменялись именами, так Алдо страдал как Арло, а Арло страдал как Алдо. Когда, выйдя из тюрьмы, они вернули друг другу имена, и у одного, и у другого осталось лишь взаимное сочувствие к своему товарищу, пережившему страшные годы рабства. А потом оба обнялись и произнесли одно и то же, несомненно, имея в виду историю с отслужившими запутанными сетями: «Выпутались с трудом».

ЦЕНА ГРЕХА. Как уже было сказано, мануфактуры из Фабриано стали ведущими крупнейшими производителями, исполнявшими любое пожелание покупателя, а мануфактуры из Амальфи выживали благодаря особым требованиям к покупателям, объявив свою бумагу особо ценной. Многие считали, что конгрегация из Амальфи, особо подчеркивая моральные принципы, вела себя строже, чем инквизиция. Разумеется, это неточно. Хотя в основе действительно было одно и то же. Конгрегация так же, как и инквизиция, повышала цену повседневных земных грехов, чтобы потом иметь возможность поднять