Ренат завозился по карманам, угостил дедулю и сам закурил, не забыв закрыть окна. Кузов наполнился тяжелым дымом.

– Откройте дверь! – взмолилась я, кашляя.

– Нельзя, заметят, – сказал Ренат.

Я поспешно покинула кузов. Устроилась заполнять документацию в кабине. Дым пробирался сквозь щели в переборке. Надо было написать карту, а то Ренат в текущем своем состоянии ручкой в бумагу не попадет. В кузове тем временем докурили и дали команду трогаться. Я ехала впереди и разговора фельдшера с психиатром не слышала.

Пациента в хирургии приняли. Время было 23:30. Мы быстро загрузились в машину, Ренат набрал диспетчера и попросил пощады. Он не терял надежды встретить на станции. «Не могу, – вздохнул диспетчер, – срочный, без сознания». И продиктовал адрес. Ренат распорядился включить сирену. Хоть с песней поедем.

* * *

Мы взлетели по лестнице, позвонили в квартиру. За дверью празднично звенели столовые приборы, нечто тематическое транслировал телевизор. Я на пробу толкнула дверь, не заперто. Мы попали в прихожую и заглянули в ближайшую комнату. В комнате был накрыт стол, за столом сидели люди.

– Вам не сюда! – нам навстречу выскочила женщина с тщательно уложенной прической. Малиновое вечернее платье покроя 80-х сидело на ней идеально, скрывая недостатки фигуры.

Она проводила нас в другую комнату, где на диване, обложенная подушками, лежала бабуля, тоже наряженная и причесанная и очень бледная. Из анамнеза мы выяснили, что, проводив старый год стопочкой коньяка, пожилая леди почувствовала себя дурно и потеряла сознание. На момент осмотра давление и неврологические пробы были в норме, очевидно, алкоголь спровоцировал у непривычного организма временную сосудистую недостаточность. Напоив бабулю корвалолом, мы двинулись к выходу. Я снова заглянула в комнату с праздничным столом, чтобы попрощаться.

– Идите-идите! – та же женщина подтолкнула меня за дверь и положила в карман два мандарина.

Под бой курантов и обрывки речи президента мы вышли на лестничную площадку.

– Суки, – сказал Ренат и набрал диспетчера. – Шеф, ну сейчас-то можно на станцию?

На телефоне сидела стервозная Муравьиха. На станцию она, конечно, нас не отпустила. «Уже три бригады на обеде, куда вы ломитесь?!», – протянула она в своей обычной манере и продиктовала вызов. Температура, боль в ухе, болеет двенадцатый день.

– Твари, – констатировал Ренат.

– Убила бы, – с тоской процедила я.

– Сколько с тобой работаю, – подумав, сказал Ренат, – первый раз я не против. А если их будет много, я тебе даже помогу.

В подъезде стояла наряженная елка. Не церемонясь, я содрала с нее мишуру и развесила ворованные украшения по салону.

– Вандализм, – сказал Ренат, но препятствовать не стал.

Валера, пока нас не было, смотался в соседний двор к своему дому, и жена вынесла ему несколько контейнеров с горячим и салатами. Мы накрыли в машине поляну и, пока машина мчалась по ночному шоссе, угощались, допивая остатки боярышника. На улице грохотали фейерверки.

* * *

На полдороге вызов отменили. Мы вернулись на станцию. Остальные бригады уже были там. Диспетчер вручила нам подарки от администрации. В пакетах были банка кофе, палка сырокопченой и лососевая икра в консервной банке. Из линейных одна Наташка смогла встретить на станции. Она договорилась с механиком скрутить фишку с датчика коленвала.

Ренат открыл свой сухпаек и ел икру ложкой, не озаботившись поисками хлеба. Он был безобразно и восхитительно пьян.

– Моя первая любовь была намного старше меня, – продолжил фельдшер свою бесконечную историю, – мне было 16, ей 26. Я приводил ее в общагу по вечерам. Соседа отправлял гулять. Он спрашивал, чем я занимаюсь с такой видной и взрослой барышней. Я говорил, что играю ей на фортепиано. Потом меня в армейку призвали, и я с ней порвал. Она расстроилась. Призналась, что планировала от меня залететь, да не вышло. – Ренат вдруг заметил, что я его слушаю. – А ты мне нравишься. Почему я до сих пор ни разу не предложил тебе заняться сексом? Может, потому, что ты ни разу бы не согласилась…

– Ты старый и больной. Зачем ты мне нужен? – сказала я. – Я спать пойду.

– Иди, – сказал Ренат, хотя в его одобрении я не нуждалась. – Командир, ты же не против, что она спит? – обратился он к Валере, уминающему свой сухпаек. – Девчонка истощена. Работой, мыслями и. отсутствием мужика.

Я вышла.

* * *

Больше, чем что-либо в своей дурацкой работе, я не люблю подкидышей. Подкидыши скрываются за кодировкой «40Д – Прочие перевозки». Взросленьких находят на детских площадках, автобусных остановках и в торговых центрах. Малышей подбрасывают в подвалы, на чердаки, лестничные клетки и в мусорные баки. Дети младше четырех лет по распоряжению муниципалитета достаются скорой помощи. Чаще всего чистенько одетые, не успевшие пообноситься и завшиветь.

Подкидыша нам вручили в детской комнате полиции. Его нашли в подъезде, теплого. Не успел замерзнуть. Малышку Ренат усадил в большую картонную коробку из-под систем и вручил ей шелестящую упаковку со шприцами. Пока ребенок занимался изучением нового предмета, Юнусов приказал водителю быстрее трогаться в Дом малютки. Детским питанием на время перевозки нас обеспечили, но ни кормить ребенка, ни успокаивать внезапную истерику у нас не было никакого желания. Печка, работавшая в салоне на полную мощность – сопли нас тоже не устраивали, – выжрала весь бензин, и по пути машина заскочила на АЗС.

На заправке уже стояли две бригады. Ренат побежал курить. Я выглянула на улицу. В одной из машин Даня с Гулей беспробудно спали на переднем сиденье в обнимку. Их водитель сливал бензин. К нам подошли Вера с Костей, на ходу перекусывая хот-догами.

– Надо же, обычная булка с сосиской, а как вкусно, – наивно восхищался Костик.

– Когда мы тостер купили, ты также удивлялся, – напомнила Вера. – Ой, это кто у нас такой?!

На секунду в мой голове промелькнула шальная мысль, что сейчас кто-то из них перепишет данные подкидыша, но это, разумеется, была казуистичная новогодняя бессмыслица, и думать о таком был вредно. Ренат вернулся.

– На заправке кофе «скорякам» бесплатно, – сказала Вера.

И Ренат пошел за кофе.

* * *

Мальчишка лежал на носилках. Мишура под фонарем отбрасывала блики на его лоб. Он был без сознания. 15 лет, или спайсы, или синтетика, решили мы. В карте написали алкоголь, чтобы не портить ребенку будущее. Мальчонку нам запихнули в машину несколько взрослых парней, пояснив, что нашли его в подъезде и «дело молодое – не ментам же его сдавать». Ренат диктовал мне карту вызова: «улучшение: обмочился, потеплел». Пока я записывала, он вооружился фонендоскопом и полез проводить осмотр.

– Зачем? –