набрала на его паспорт микрозаймов под большие проценты, супругу ничего не сказав. Когда узнал, подал на развод. Долг остался. Несколько лет хапуги-коллекторы тащили с зарплатной карты Рената все, что на нее приходило, но татарин был хитрее. Входящие начисления скидывал надежному другу. Большую часть денежного оборота перевел в наличность. Наконец состоялся суд. Ренат оформил банкротство, нанял финансового управляющего. Суд постановил в пользу банка списывать все начисления, кроме прожиточного минимума и алиментов. Фельдшер ушел на полставки, оформил уход за мамой по инвалидности. На второй работе его перевели на «серую» зарплату. Жизнь наладилась. Что фельдшер намерен делать дальше, я так и не поняла.

Прибыла аварийка, высвободила бригаду и почтальоншу, которая под угрозой психической травмы и вездесущей инфекции к тому моменту допила угощение Рената и изрядно захмелела. Мы продолжили спасать мир.

* * *

Старушка умирала натурально. Лежала на диване пластом, стонала и охала, умоляла пристрелить ее, чтобы не мучилась. Ренат пребывал в глубоком раздумье. Органически у бабули ничего не обострилось, давление не шалило, признаков инсульта не наблюдалось, кардиограмма показывала ровный ритм. Внутри старушкиной души было пустынно и одиноко, вот в чем заключалась болезнь. Ренат это уже сообразил, но пока не прикинул, чем тут можно помочь. Я молча ждала указаний.

– Одна я осталась, родненькие! – причитала бабка.

– Минуточку, – уточнил Ренат, – а кто же нам тогда дверь открыл?

– А, сын, – замотала наполовину крашенной сединой старушка, – алкаш-тихоня. Сидит у себя в комнате и бухает, слова от него не дождешься.

Диагноз с каждой минутой обрастал доказательствами. Лечение замелькало на горизонте.

– Вам, наверное, и щи-борщи готовить некому? – я не удержалась и сглотнула слюну.

Ренат подозрительно на меня посмотрел. Старушка подтвердила. В голове у фельдшера окончательно прояснилось.

– А ну-ка, бабуля, сделайте нам чаю! – приказал он и добавил: – С бутербродами.

Старушка издала торжествующий вопль и бросилась на кухню, ногами сшибая вырастающие на пути табуретки.

– Сейчас я вам и чайку, и бутерброды, и супчик со сметанкой! – сыпались с кухни угрозы одна за другой.

– Со сметанкой не надо! – спохватился, посмотрев на часы, Ренат. – Только чай!

Я торопливо прихлебывала кипяток из кружки и закусывала нарезанными дольками лимона, ажурно разложенными на блюдечке с золотистой каймой. Бутерброды Ренат решительно собрал в пакет, лаконично пояснив бабуле: «Для водителя». На звуки продуктовой деятельности из дальней комнаты выбрался в красках описанный бабулей сын-алкаш.

– Это что вы ей вкололи? – приватно поинтересовался он, отсвечивая на всю кухню полученным в уличной драке фонарем под глазом. – В жизни она так не бегала!

– Секретно-военная разработка, – сказал Ренат и строго добавил: – Бухать надо меньше.

Время вызова вышло. Я допила чай и распихала по карманам бутерброды, которые бабуля успела нафабриковать, пока Ренат записывал следующий вызов. Осталось пустой строка «заключение». В международной классификации болезней нашлось место диагнозам «старость» и «боль, не классифицированная в других рубриках», но фельдшер закрылся обычным гипертоническим кризом.

* * *

– Ну что это за Новый год! – Валера ныл и бился башкой о подголовник, отчего машина ходила ходуном. – Раньше работали – подарки в машину не влезали! Наливали на каждом вызове! А это что? Три просроченные мандаринки? – Валера стукнул кулаком по рулю и озвучил: – Едем к моим. Как раз стол почти накрыт.

Первый номер не возражал. Позвонил диспетчеру и оформил вызов, якобы на квартире Валеры кому-то плохо. Валера машину покидать не мог по инструкции, попросил вынести ему чего-нибудь перекусить. Мы рванули к подъезду. Время пошло. На часах закатного неба был поздний вечер.

– Кто? – сонным голосом спросили в домофоне.

– Скорая! – ответил Ренат.

– Валер, это ты? – спросили неуверенно в домофоне.

– Мы за него. Бригада, – сказал Ренат.

Дверь размагнитилась.

Мы взлетели по лестнице и успели к щелчку открывающейся квартирной двери. Встречала девушка в одном халатике, под удивленными глазами размазалась зеленая тушь. То ли дочь, то ли молодая жена, понять было невозможно. Ренат сбросил куртку, снял обувь, оброс тапочками и рванул к столу.

– А вы кто? – спросила меня девушка.

– Я ненадолго, нет смысла знакомиться, – я проследовала в квартиру.

Однушка была приготовлена к празднованию в соответствии со всеми традициями: несколько разновозрастных женщин суетились на кухне, между ними мешал и капризничал дошкольник. В комнате котенок обдирал искусственную елку. По телевизору крутили советскую комедию.

Валера немного не рассчитал, стол был пока не готов. Нам предложили самостоятельно обчистить холодильник и перекусить тем, что найдем. Ренат осуществил ревизию. На дне кастрюли красовались остатки макарон, в дверце завалялись два сырка, какая-то замазка для бутербродов и черный хлеб. Всю еду фельдшер поделил на двоих, только макароны смял единолично. Девушка с зеленой тушью стояла в дверях и тревожно наблюдала. Когда от нехитрых запасов еды остались одни крошки, она осторожно поинтересовалась насчет котика.

– Котенок? А что с ним? – набитым ртом уточнил Ренат.

– Опухоль какая-то, – пояснила девушка.

– Я посмотрю.

Я зашла в комнату, оторвала котенка от елки и безнадежно ткнула пальцем в тощий полосатый бок. И речи не было о том, чтобы я что-то понимала в кошачьих болезнях, проведя нехитрую аналогию с человечьими хворями, я выдала:

– У него пупочная грыжа. Надо обратиться к ветеринару. У нас в медицине катастроф работают отличные ветеринары.

Зеленая тушь приобрела оттенок задумчивости. Женщина у окна отвлеклась от нарезки оливье в промышленных масштабах и подтолкнула к нам дошкольника. Мальчишка в зеленом комбинезоне с лунтиками перебирал стандартные способы обратить на себя внимание взрослых и теперь ныл, что у него болит живот. Ренат молча перекинул фонендоскоп со своей шеи на мою – передал инициативу. В болезнях котов и детей фельдшер был не силен. Я завела привычную шарманку: «Как тебя зовут? Какой у тебя красивый костюмчик! А где у тебя животик болит? А что ты кушал сегодня? А ну-ка, попрыгай как зайчик!» Завершив опрос, я выдала заключение:

– Мам, дети с аппендицитом так не прыгают. Покормите ребенка, он не может весь день обрезками от колбасы питаться.

Пока нас не попросили посмотреть еще кого-нибудь, мы заторопились к выходу. Одеваясь, Ренат отбивался от котенка, полюбившего его за запах валерьянки. От Рената всегда пахло валерьянкой.

* * *

Бабка каталась по полу, издавала неясные звуки, размахивала руками, была неконтактна, неадекватна, дезориентирована. В квартире не было ни намека на ожидание праздника.

Была болезненная захламленность, обычная для жилища инвалида, который никому не нужен. На полу и по всем поверхностям комнаты во множестве валялись инсулиновые шприцы с использованными иглами. Не квартира, а минное поле, подумала я, с опаской расчищая себе рабочее пространство. Ренат производил каждое